Размышления и максимы

В то время как одна часть народа поднялась до вершин цивилизованности и хорошего вкуса, другая состоит, на наш взгляд, из варваров, но даже эта странная картина не может вытравить в нас презрение к образованию.

944

Все, что особенно льстит нашему тщеславию, основано на образованности, которую мы презираем.

945

Опыт, показывающий, насколько ограничен наш разум, учит нас покоряться предрассудкам.

946

Мы многому верим без доказательств, и это естественно, но мы сомневаемся во многом, что доказано, и это тоже естественно.

947

Убедиться умом еще не значит убедиться сердцем.

948

Дураков меньше, чем думают: люди просто не понимают друг друга.

949

Разглагольствуйте о вере, о злосчастном уделе человека и без труда прослывете человеком выдающегося ума.

950

Люди, неуверенные в себе и дрожащие из-за каждого пустяка, любят делать вид, будто не боятся смерти.

951

Если уж малейшая угроза нашим интересам вселяет в нас пустые страхи, в какой неописуемый ужас должна повергать нас смерть, когда речь идет о самом нашем существовании и мы уже не в силах ни сберечь, ни подчас даже понять то единственно важное, что нам еще осталось!

952

В цвете разума и лет Ньютон, Паскаль, Боссюе, Расин, Фенелон, то есть наиболее просвещенные люди из всех, кто жил на земле в самый философский из веков, верили в Иисуса Христа, и великий Конде,[180] умирая, твердил: «Да, мы узрим бога, каков он есть, sicuti est, facie ad faciem».[181]

953

Болезнь тормозит на время и наши добродетели, и наши пороки.

954

Молчание и размышление умеряют страсти, как труд и воздержание сглаживают неровности характера.

955

Деятельные люди больше устают от скуки, чем от работы.

956

Подлинно хорошая живопись чарует нас до тех пор, пока ее не начнут хвалить другие.

957

Образы украшают разум, чувство убеждает его.

958

Красноречие стоит предпочесть знанию.

959

Мы ценим — и совершенно справедливо — ум больше знания, поскольку то, что понимается под этим неудачным словом, обычно менее полезно и обширно, нежели сведения, почерпнутые нами из опыта или приобретенные путем размышлений. Кроме того, мы считаем ум причиной знания и ставим причину выше следствия, что опять-таки верно. Однако тот, кто познал бы все, обладал бы всеобъемлющим умом, ибо самый сильный ум на земле равнозначен всеведению или способности до него подняться.

960

Человек не настолько ценит себе подобных, чтобы признавать за другими способность отправлять высокую должность. Признать посмертно заслуги того, кто с нею успешно справлялся, — вот и все, на что мы способны. Но предложите на подобную должность самого умного человека на свете, и вам ответят, что он подошел бы, имей он больше опыта, не будь так ленив, капризен и т. д., ибо предлог отклонить искателя всегда найдется, а если ему совсем уж нечего вменить в вину, можно просто сказать, что он слишком честен. Все это начисто опровергает известную истину: «Легче казаться достойным высокой должности, нежели достойно ее отправлять».[182]

961

Кто презирает людей, тот обычно считает себя великим человеком.

962

Мы куда усердней подмечаем у писателя противоречия, часто мнимые, и другие промахи, чем извлекаем пользу из его суждений, как верных, так и ошибочных.

963

Считать, что автор противоречит сам себе, следует лишь тогда, когда мысли его невозможно согласовать между собой.

ВОЛЬТЕР НАДГРОБНОЕ СЛОВО В ПАМЯТЬ ОФИЦЕРОВ, ПОГИБШИХ ВО ВРЕМЯ ВОЙНЫ 1741 г.