Я предложил немедленно вызвать главнокомандующего сухопутными войсками и начальника его генштаба, чтобы Пгглер смог отдать свои приказы непосредственно им. Мне было совершенно ясно, что Бек просто-напросто заявит о ее невозможности, но докладывать подобное я фюреру никогда не смогу! Поскольку Браухич находился в служебной командировке, я вместе с Беком поехал в Имперскую канцелярию. Возражения Бека Пгглер сразу же решительно отверг, и тому не осталось ничего другого, как повиноваться, а через несколько часов доложить, какие именно войска будут готовы выступить 12-го рано утром и войти в Австрию. 11.3. [1938 г.] вечером, после того как этот приказ временно был отменен, Браухич покинул Имперскую канцелярию с окончательным приказом на выступление.
Только в 20 часов (т.е. вечером 11.3.1988 г.) я вернулся домой, где меня уже ожидали заранее приглашенные на прием гости. Среди них случайно находились, наряду с разнообразным обществом в штатском и в военных мундирах, австрийский посланник и австрийский военный атташе. Дело в том, что приглашения на прием были разосланы за три недели вперед — никто не думал и не помышлял тогда, что 12 марта 1938 г. станет историческим днем первостепенного значения. Я очень быстро заметил, что австрийские гости вели себя непринужденно и явно не знали, что произойдет уже в ближайшие часы. Этот светский раут послужил лучшей и притом непреднамеренной маскировкой вступления в Австрию.
Наступившая ночь стала для меня сущим мучением. Один за другим раздавались звонки из генерального штаба сухопутных войск — от Браухича, а около четырех часов утра — от тогдашнего начальника штаба оперативного руководства вермахта генерал-лейтенанта Фибана244
. Все они заклинали меня побудить фюрера отказаться от выступления. Конечно, я и не думал задавать фюреру хоть один-единственный вопрос по этому поводу, однако обещал. Но уже спустя какое-то короткое время сообщил им отрицательное решение. Фюрер так никогда и не узнал об этом, иначе его оценка командования сухопутных войск явилась бы уничтожающей, а именно этого я и хотел не допустить.12.3 [1938 г.] в 6 часов утра фюрер и я вылетели из Берлина; он хотел лично присутствовать при триумфальном вступлении [вермахта] на свою родину [Австрию] и сопровождать войска. Мы прежде всего отправились на командный пункт генерала фон Бока245
, который доложил о действиях и маршрутах продвижения войск, поскольку фюрер пожелал нагнать и лич-но приветствовать их. Отсюда состоялся памятный разговор с Муссолини, которому фюрер с курьером, вылетевшим самолетом ранее, послал написанное от руки описание своих действий. Муссолини подтвердил получение и поздравил Гитлера с успехом. В ответ на это Гитлер произнес свои знаменитые слова: «Дуче, я никогда не забуду этого!»246
В полдень мы при нескончаемом ликовании населения медленно проезжали через Браунау — город, где в 1889 г. родился Гитлер. Он показал нам школу, где учился247
.Хотя нам постоянно приходилось задерживаться из-за обгона движущихся войск и из-за восторженных толп народа в каждой деревне и каждом населенном пункте, вечер мы все же провели во втором отчем городе Гитлера — Линце. Было уже темно, когда мы вместе с подсевшим к нам в машину у въезда в город Зейсс-Инквартом248
въехали в Линц. Гитлер произнес перед собравшейся на рыночной площади толпой речь с балкона ратуши. Людская масса была в неописуемом восторге; ничего подобного мне до сих пор видеть не доводилось. Разумеется, ни о какой стрельбе при наступлении наших войск я и не думал, но такого приема никак не ожидал.Следующий день (воскресенье) мы пробыли там же; он [Гитлер] был очень занят правительственными делами (аншлюс). После полудня прошел короткий парад германских и австрийских войск перед нашим отелем [«Вайнцингер»].
На следующий день состоялось грандиозное вступление наших войск в Вену. До глубокой ночи в отеле (к сожалению, мой номер выходил окнами на улицу) было не до сна. Плотно сбившаяся в кучу масса без устали вопила: «Мы хотим видеть нашего фюрера!» Навсегда запомнился исторический митинг на Бургплац, где фюрер закончил свою речь словами: «Возвещаю немецкому народу о возвращении моей австрийской родины в Великогерманский рейх!» Затем был парад германских и австрийских войск.
Вечером мы вылетели из Вены в Мюнхен. Этот полет в лучах заходящего солнца — самое яркое переживание и самый яркий спектакль в моей жизни... Увидев мой восторг, Гитлер со слезами на глазах сказал мне всего несколько слов: «И вот все это снова стало германским!»
По прибытии [в Берлин] я на следующее утро вызвал к себе начальника центрального управления майора Кляйнкампфа. Он доложил мне, что в гостевой комнате, которую я приказал оборудовать в квартире Бломберга после его выезда оттуда, заперся генерал фон Фибан, начальник оперативного управления. Я сразу же попросил к себе Йодля, который, со своей стороны, тоже хотел переговорить со мной об этом.