Разнести повсюду весть (ЛП)

— Это хорошее слово. Ты тупица. И вот кое-что о скорби, Билли. Нет чистого пореза, счастливого конца. Ты не можешь проснуться однажды, и чтобы всё вдруг закончилось. Всё продолжается. И ты научишься с этим жить. И если ты умный — а я думаю, что ты умный, хотя последние события заставили меня задуматься — но если ты умный, ты узнаешь, какая жизнь ценная и замечательная, и как быстро она проходит. Я знаю, этот маленький мальчик не хотел бы, чтобы ты так растрачивал свою жизнь. Он хотел бы, чтобы ты двигался дальше, продолжал жить, продолжал идти. И ты прав. Есть другие маленькие дети, которым в жизни нужен Вилли. И этому твоему мужчине тоже нужен ты, и это не ерунда. Тебе нужно заняться жизнью. Предоставь мёртвым мертвых. Так говорится в Библии, и это одна из нескольких вещей, с которыми я согласна. Не теряй свои завтра, держась за вчера.

— Я знаю, — тихо ответил я.

— Что нужно сделать, чтобы это действительно дошло до твоей большой жирной головы?

— Может быть, тебе придётся поработать надо мной своим талисманом, — предложил я. Кузина Тина увлекалась ведовством и язычеством и… да плевать.

— У этой Болотной бабы нового века много ведьминых уловок в рукаве, но это тебе и богине ещё предстоит выяснить. Я на самом деле начинаю думать, что мы могли бы провести обряд экзорцизма, потому что тебя захватил дух тупости.

— Я не настолько плох!

— Хочешь правду?

— О, нет.

— О, да. Тина на это пойдёт. Тина скажет правду. Не злись. Ладно? Но, правда в том… что ты напуган.

— Не напуган!

— Да, напуган, и ты не одурачишь меня. Переезд в Бостон. Прочь из своей зоны комфорта. Рискуешь — по-настоящему рискуешь. Может быть, впервые в жизни. Рискуешь всем ради мужчины. Заводишь новую семью. Живёшь с ним на его условиях — действительно, впервые. Разбираешься с его роднёй, с этой ужасной женщиной, которая его родила, с этим его отцом-психиатром. Делаешь всё так, как хочет он. Живёшь в большом городе. Ты напуган.

— Я не напуган!

— Да, напуган. Ты это знаешь, малыш. Ты большой толстый трус.

— Может быть, немного.

— Пока вы здесь, у тебя есть преимущество. Если ему это не нравится, он может уехать. Он должен мириться с тобой потому, что у тебя все карты. Но сейчас… Папе Вилли придётся научиться нескольким новым трюкам, не так ли?

— В твоих словах может быть смысл, — сдался я. — Очень маленький, почти незначительный смысл.

— Ты знаешь, что я права. И ты боишься отпускать Ноя. Ты держался за эту боль и за скорбь так долго, что, наверное, не знаешь, что будешь делать без них. Но я скажу тебе, что ты будешь делать — ты будешь просто отлично справляться. И если ты любишь этого мальчика — а я знаю, что любишь — то отпусти его. Почти его, Вилли. Почти его память, то, что он сделал, кем был. Ты превращаешь этого мальчика в привидение тем, как цепляешься за него. Он не сможет приступить к следующему, что бы для него ни было следующим, ты цепляешься за него и удерживаешь его здесь. Отпусти его, малыш.

Тина, которая в эти дни определённо выглядела как активная лесбиянка, с короткими торчащими волосами и без макияжа, взяла картошку фри и указала ею на меня.

— Раз уж ты известный писатель, думаю, ты должен заплатить за ланч, — с улыбкой сказала она. — И если ты не собираешься есть эту картошку, тебе действительно нужно переложить её на мою тарелку, прежде чем всё окончательно остынет.

— Значит, у твоей мамы новые лампочки, ха?

— Ты хоть слушаешь, что я говорю?

— Слушаю, — сказал я. — Я просто не знаю, как это сделать.

— Нет никаких “как”, Вилли. Просто сделай это и перестань оправдываться.

— Я не могу.

— Можешь.

— Ты будто произносишь один из этих слоганов кампании Обамы.

Она улыбнулась.

— Я скучаю по нему, — признался я. — Каждый день…

— Я знаю, малыш.

— Нет, не знаешь. У меня такое чувство, будто умерла часть меня.

— Это потому, что так и есть — но остальной ты должен продолжать жить.

— Но я не могу.

— Можешь. И сделаешь, потому что у тебя нет выбора. Когда ты устанешь от всего этого… когда ты накажешь себя достаточно… когда ты устанешь биться головой об эту бетонную стену… однажды ты проснёшься и поймёшь. Пора двигаться дальше. И я надеюсь, что ты сделаешь это, прежде чем разрушишь свою жизнь и жизнь Джека.

Я подумал о Джексоне и нахмурился. Я не мог вспомнить, что он сказал мне прошлой ночью, но был момент, когда я посмотрел на него и понял, что пересёк своего рода черту.

— Он будет злиться, — тихо произнёс я.

— Только он? — спросила Тина, беря очередную картошку фри.

Глава 39

Несговорчивый

Когда Джексон Ледбеттер пришёл домой в начале первого ночи, он обнаружил кучу собранных коробок в гостиной, готовых к отправке.

Он прошёл в дверь, снял зимнее пальто, накинул его на кресло и посмотрел на меня. Он хмурился так сильно, что в образовавшиеся морщины можно было засунуть тюки сена.

— Прости, — сказал я.

Он не ответил.

Я чувствовал себя полным дураком.

— Будешь строить из себя несговорчивого, да? — произнёс я, пытаясь поднять настроение.

Он смотрел на меня пустым взглядом.