— Пожалуйста, прости меня, — сказал я, опускаясь на колени и складывая вместе руки. — Я придурок. Полный, абсолютный придурок. Я облажался. Мне жаль. Так достаточно хорошо?
На его губах появился слабый намёк на улыбку.
— Хочешь, чтобы я пресмыкался? — спросил я. — Потому что я сделаю это. Я буду пресмыкаться перед тобой, Джексон Ледбеттер. Упасть ниц? Знаешь, как делают священники, когда их посвящают в духовный сан? Несколько поклонов заставят тебя чувствовать себя лучше?
— Ты когда-нибудь заткнешься? — спросил он.
— Однажды пытался. Это были худшие тринадцать минут в моей жизни.
— Тебе удалось тринадцать минут ничего не говорить? Я удивлён, что это не занесено в Книгу рекордов Гиннесса.
— Это значит, что ты прощаешь меня?
— Иногда я тебя ненавижу, Вилли. Ты это знаешь?
— Знаю.
— Я говорю совершенно серьёзно. Иногда я тебя на дух не переношу и не знаю, какого чёрта остаюсь. Я бы дал тебе пинок под зад, но мешает твоя голова.
— Спасибо. Я не идеален, но, по крайней мере, я южанин.
— Ты сам себе злейший враг.
— Проповедуй это.
— Но есть часть меня, которая тебя любит. Бог знает, почему. Но я раньше сидел на экстази, так что откуда мне знать?
— Верно, брат. И если ты собираешься улыбнуться, лучше сделай это сейчас, пока у тебя ещё есть зубы.
— Можешь уже вставать, идиот.
— Думаю, ты должен меня наказать.
— И как я это сделаю?
— Заставь меня отсосать тебе или ещё что.
— Примирительный секс?
— Я слышал, он действительно хорош.
— Может, тебя нужно хорошенько отшлёпать.
— Это лучше, чем если бы ты связал меня по рукам и ногам и говорил, что у меня грязный рот. Будет больно?
— Конечно.
— Я в деле.
Он подошёл и встал прямо передо мной. Я уткнулся лицом в его живот, обвив руками его бёдра. Он гладил меня по волосам.
— Мне действительно жаль, — произнёс я, поднимая на него взгляд. — Я пытаюсь отпустить. Правда, пытаюсь. Ты должен отдать мне должное. Но иногда меня заносит…
— Это я знаю.
— Так ты прощаешь меня?
— Я был на ногах двенадцать часов и собираюсь в душ. Если я найду тебя голым в кровати, когда выйду из душа, то вытрахаю из тебя мозги, и не думай, что я этого не сделаю. Тогда посмотрим, как тебе жаль, и как сильно я тебя прощу.
— Это будет до или после того, как ты меня отшлёпаешь?
Он не ответил. Вместо этого он схватил меня за длинные волосы и довольно болезненно дёрнул мою голову в сторону. Он смотрел на меня недовольным взглядом.
— Тебе нужно собраться, Вилли, и я не шучу. Это больно — то дерьмо, что ты делаешь. Я мирился с этим, потому что я был наркоманом, и ты оставался рядом со мной, но моё терпение становится ужасно, чертовски тонким. Ты меня понимаешь, ковбой?
Я кивнул, чувствуя себя виноватым, как страдающий комплексом вины католик, которым я и был.
— Ты должен отпустить всю эту ерунду и двигаться дальше, — сказал он.
— Я знаю.
— Я серьёзно, Вилли. Нам нужно думать о том, как прожить оставшуюся жизнь — и я не собираюсь всё это время скорбеть по умершему ребёнку. Ты меня понимаешь?
— Я стараюсь.
Глава 40
Уверена, так будет намного лучше
— Ты что? — требовательно спросила мама, замирая со стаканом эгг-нога с водкой у рта.
Это был канун Нового года, и мы находились в мамином доме с Билли, Шелли и детьми.
— Я переезжаю в Бостон, мама, — сказал я.
— Господи! — недовольно пробормотал Билл. — Ты никогда ничего не говорил о переезде!
— Ну, это так. В смысле, переезжаем мы — я и Джексон.
Воцарилась недовольная тишина.
В один момент мы готовились отмечать то, что пережили ещё один год, не отделившись друг от друга. Теперь у нас не было слов.
Джош и Эли, играя в свои телефоны и глядя обратный отсчёт до Нового года по телевизору, не обращали от нас внимания. Жена Билла, Шелли, суетилась вокруг жареной курицы на плите на кухне.
— Это просто Бостон, — сказал я. — Я ведь не переезжаю в Средиземье или ещё куда-то. Три часа на самолёте. Это не так далеко.
— Бостон? — спросила мама. — Бостон? Ты собираешься переехать в Бостон?
— Да, мама.
— Но почему?
— Пора двигаться дальше, мама.
— Какого чёрта это значит?
— Мне нужны перемены. У родителей Джека есть квартира, в которой они хотят нас поселить…
— Они дарят её нам, — отметил Джексон.
Я надеялся не тыкать их носом в этот факт, зная, что маму это разозлит.
— Что за квартира? — спросила мама.
— Прости, мама, но Джек никогда не обещал, что будет жить здесь вечно. И мы женаты. И он здесь не счастлив. Так что мы…
— Почему он не счастлив?
— Ты могла бы сама у него это спросить.
— Что ж, спрошу, умник. Джек, почему ты не счастлив?
— Нам с Вилли нужно заняться чем-то другим, — сказал он дипломатично. — С тех пор, как Ной… ну, вы знаете. Нам нужно двигаться дальше. Нам нужно заняться чем-то другим.
— Но Бостон? — произнесла мама. — Сначала мой папа, затем мой внук, теперь мой сын. Почему?
Мама поставила эгг-ног и села в кресло, внезапно прослезившись.
— Ох, мама, — произнёс я, чувствуя себя, как и полагается гнусно.
— О, просто иди! — огрызнулась она. — Уверена, мы тебе не нужны! Уверена, жизнь в Бостоне будет намного лучше!
— Йо, дядя Вилли, ты переезжаешь? — спросил Эли.
— Чего ради тебе переезжать? — спросил Билл.