Разница между нами (СИ)

Он мычит, прижимаясь к прохладной поверхности стеклянного стола, и закрывает рот ладонями, чтобы подавить судорожные всхлипы. Ее чертовы волосы цветом почти как у Вьено. В последнее время он во всех пытался найти общие с любимой черты, но от того, как отвратительно они были искажены в этих людях, как мерзко они выглядели в сравнении с ней, у него неизменно появлялась тошнота. Сердце до того громко стучит в висках, что он не слышит, как она приближается. Игла почти неощутимо входит в шею. От ярости Бенджен со всей силой впивается ногтями в ладони, сжимая кулаки, но в следующий же миг он засыпает, и тело безвольно мякнет.

Победитель просыпается в белой палате, туго привязанный к медицинской койке. Так, что даже голову сдвинуть с места не получается. Какое-то время он тяжело дышит, судорожно вслушиваясь в тишину и пытаясь расслышать до боли родной голос, но, убедившись, что она снова упорхнула, расслабляет напряженные мышцы.

– Сейчас ты, наверное, не веришь, но тебе еще есть, что терять. – Голос такой знакомый, что Стилл начинает дрожать от попыток ухватить нить, соединяющую его с прошлым. – Просто посмотри.

Он лихорадочно бегает глазами по комнате — насколько это ему позволяют ремни, но не видит ничего, кроме темного экрана, и, сдаваясь, моргает в знак согласия. Сначала он смотрел на родителей и Лорен в день Жатвы, на напуганного племянника и семью Вьено. Потом понял, что следующие кадры намного новее. Их, кажется, сняли в Деревне Победителей, куда уже перебралась семья. Последний отрывок — мелькнувшая среди игрушек светловолосая макушка Кая. Сердце Бенджена сжимают тиски, он глухо мычит, в уголках его глаз блестят слезы.

– Ты ответственен за их судьбу. И если они простят тебе моральное падение, то Капитолий — нет. Если ты уничтожишь себя, они сделают то же самое с ними.

– Что Вам нужно?

– Ты наденешь костюм, выйдешь на сцену и сделаешь вид, что справился. Если не переусердствуешь, на год-другой тебя отпустят. Я постараюсь уладить вопрос с менторством на какое-то время. Пока не научишься с этим жить. – Опал выходит из-за спинки кресла. Теперь его взгляд кажется еще более обреченным. – Тридцать два ребенка научились. В большей или меньшей степени. Не думай, что тебе пришлось хуже, чем другим, Бен. Хватит себя жалеть.

Все эти недели, проведенные в госпитале, новоиспеченный победитель Двадцать Девятых Голодных Игр был рад, что видел только врачей и медсестер, которые не знали его до этого момента. При первой встрече со стилистом, который, как ему показалось, проникся тёплыми чувствами к Жаклин, Бен ожидал ненавистного взгляда или по крайней мере упрека. Но Опал смотрел на него с сочувствием, искренним сожалением и пониманием. Словно он уже не в первый раз вынужден помогать человеку, который убил свою возлюбленную. Словно Стилл не заслуживает презрения. Как-будто он заранее знал, что с арены живой выберется не она. Бенджен был уверен, что вся их команда, включая ментора и стилистов, на ее стороне, что все они старались помочь ей. Но теперь то хрупкое понимание происходящего, которое у него было, безжалостно рушится. Финал Игр был спланированный ею, и Жаклин постаралась на славу, чтобы вовлечь в это как можно больше людей. Пока он старался спасти ее, она уже знала, что пожертвует собственной жизнью.

Прежде, чем ответить, Бенджен сглатывает ком, вставший поперёк горла:

– Хорошо, я всё сделаю.

***

– И зачем тебе весь этот хлам? – Жаклин насмешливо улыбается, убирая отросшую прядь волос с его лба, и откусывает кусок от здоровенного яблока. – Это настоящее безумие, Бен, выбрось это, не пугай родителей.

Небрежно толкая ногой одну из коробок, она приближается к окну и распахивает запыленные занавески. Вынимает какую-то книжонку и пробегается по строчкам небрежным взглядом. Затаив дыхание, Бенджен прислоняется к пыльному комоду, и не может отвести взгляда от ее силуэта. Длинные ноги совсем голые, мятая футболка не достает и до средины бедра, а волосы вьющимися колечками топорщатся во все стороны. Силясь подавить зудящее чувство в груди, он тяжело глотает слюну и когда Жак, почувствовав его взгляд на себе, принимается качать бёдрами в такт почти неслышной музыке, отворачивается в другую сторону.

– Пообещай, что послушаешь меня, – мурлычет Вьено, обнимая его за талию, и слабо прикусывает мочку уха. – Пообещай, что выбросишь всё.

– Это твои вещи. Ты знаешь, что я не стану. – Он содрогается, начиная подсознательно догадываться, что всё это неправда, и, обернувшись, прислоняется к ней ближе, чтобы поглубже вдохнуть этот до истомы сладкий запах.

– Ладно, поговорим позже. Они сейчас войдут.

Словно по щелчку пальцев она вдруг испаряется, а Стилл всё ещё смотрит на то самое место, где, стерев слой пыли, остался след изящной ступни.