Разношерстная... моя

Вран с подельниками бестолково топтались, не решаясь встревать в эту дурную потасовку. Один подвернулся под руку Твердиславы, и та заехала ему по морде. Отшибла кулак, зашипела взбешенной кошкой, и прочие убрались подале от опасной сутолоки. А Батя внезапно чуток опомнился и полез в драку. Первым схлопотал ногой в пах подручный ката. Его дурной вой смешался с воплем Хранивоя: дед мотнул башкой, нож располосовал ему щеку, а острые края раскрошенных зубов впились в руку державника. Второй подручный, что давил телом на грудь, сдуру заехал ему в челюсть. Тотчас получил в морду от ката и слетел со старика. Тот, почуяв чуток свободы, взбрыкнул и повалился с лавки.

– Убью! – простонала Твердислава, кинувшись его поднимать.

Да только бестолково затеребила слабыми ручонками грязную обдерганную рубаху на неподъемном великане.

– Уберите ее! – прорычал Хранивой, отойдя от потрясения и схватившись за тело Бати.

Кат, перемахнув через лавку, уже пыхтел рядом, небрежно оттерев государыню. Дюжий мужик. Да и подоспевший подручный с битой мордой не слабей. Но и втроем они с трудом взгромоздили сотрясающееся тело старика обратно на лавку. А тот уже отходил, исторгая из себя тошнотворную, подкрашенную кровью пену.

– Не трожь! – отшвырнул кат руку Хранивоя, едва тот попытался сунуться к шее и нащупать жилу. – Бестолку. Хорош мужика истязать. Отходит он. Не помочь.

– А промыть? – попытался оспорить Хранивой, держа на отлете руку, что вляпалась в пену от потравы.

– Ты давай-ка помойся, – вздохнул кат, придерживая подергивающееся тело. – А то и сам за ним отправишься. Мне еще и за тебя ответ держать, – покосился он на остолбеневшую государыню.

Хранивой тяжко поднялся с колен и потащился к бадье с водой. Взялся за ковш укушенной рукой – благо, хоть на нее не попала отрава. Он долго тупо смывал ее. А после еще безжалостно слил в тот же ковш весь самогон из бутыли, что всегда стояла на сундуке в углу. Сунул в него обе руки и зашипел от боли в ране. Но терпел, покуда в глазах не потемнело. За спиной раздался треск раздираемой тряпки. Хранивой обернулся – Твердислава с каменным лицом задрала полу опашня и оторвала от нижней шелковой рубахи полосу.

– Давай сюда! – велела она безжизненным голосом и принялась перевязывать вспухший укус: – Ко мне подымемся. Я смажу рану. Коль повезет, так хоть с тобой обойдется.

– Ты погоди по себе тризну справлять, – тихонько шепнул Хранивой, дотянувшись губами до ушка под широкой жемчужной повязкой. – Чуток успокоимся, и поразмыслим, как делу помочь. А Врана с его кодлой кончать надо.

Твердислава прикрыла веки, дескать, будь по-твоему.

– По старикам тризну нужно справить, – чуть громче, для чужих ушей продолжил Хранивой. – По чести. Но, без лишнего шума.

– После обсудим, – все тем же бесцветным голосом молвила государыня и закрепила повязку.

Затем оборотилась и посмотрела на затихшего Батю:

– Отошел?

– Отошел, матушка, – спокойно подтвердил кат. – Так чего, велишь его обмыть?

– Обмыть обоих. Жреца покличь, баб… Ты ведаешь, кого. Сделайте все, что положено. И со всем бережением.

Она тяжко оперлась о подставленную старшѝной руку и поплелась к выходу. По пути нашла взглядом Врана – тот скользнул к ней из тени, выжидательно уставившись на хозяйку.

– Ты сейчас уйдешь на мое подворье в боярском Вышгороде, – сухо повелела Твердислава, глядя прямо в глаза тому, кого уже приговорила. – Там для вас баню готовили. И прочее всё, что с дальней дороги потребно. Отдохнете денек. Да в новый путь изготовьтесь. Мой ключник выдаст все, что ни затребуете. За это дело возьмешь с него же. Да сверх того две сотни золотом на новое дело. О нем обскажу всё сама. Жди меня завтра поутру. И чтоб в город ни ногой!

– И в мыслях не было, матушка, – даже слегка обиделся Вран. – Мы ж, когда тебя подводили?

Она не ответила, и молча вышла прочь из пыточной, где нынче решилась ее судьба. Челядинка, так и прилипшая к стеночке, засеменила впереди, разведывая: чисто ли на пути из подземелья? Хранивой бережно поддерживал государыню, что все боле и боле оплывала в бессилии. В ее покои он уже почти втаскивал Твердиславу на себе – челядинка загодя разогнала всю прислугу. Сама же закрыла за хозяйкой двери, заложила их засовом и бросилась хлопотать в спаленке. Вдвоем со старшѝной усадили матушку на кровать. Вдвоем же и разоблачали до нижней рубахи, и укладывали под одеяло.

– Не уходи, – попросила она, протянув к нему руку.

Хранивой, не чинясь, присел на край кровати и сжал ту руку. Так молча и глядел на растерзанную бедой женщину с несокрушимым спокойствием человека, что бьется за жизнь до конца.

– Ты мне никогда не врал…

– Конечно, врал, матушка, – беззастенчиво опроверг старшѝна.

– Да нет, не врал, – нашла в себе силы улыбнуться Твердислава. – Привирал. Умалчивал. Это бывало. Да вреда мне от того никогда не случалось. Так вот уж теперь поднатужься. Скажи, как есть: держишь на меня зло?

– Досаду, – честно признал Хранивой. – Ты нынче нам обоим так услужила…, – он махнул рукой. – Ну, да чего трепать содеянное попусту? Не в моих правилах.