Разноцветные шары желаний. Сборник рассказов

И Танюшка в этот малый промежуток времени опережала Лёху как бы на год. И они веселились и шутили по этому поводу беспрестанно. Наступало пятнадцатое января, количество лет опять сравнивалось, и игра откладывалась до следующего года. Вот сейчас придёт и скажет, придёт и скажет… Лёха притормаживал, нарочито медленно обходил лужи, шёл по асфальту, тянул время, как мог, но неуклонно приближался к своему дому. В его квартире на восьмом этаже горел свет.

«Моя ли квартира? – впервые за весь день подумал Лёха, – здесь ли семья?»

Дверь подъезда не открывалась, как прежде – сильным рывком на себя, вероятно, закрыта на замок. Это не страшно. Лёха постоял совсем немного, как подошёл молодой черноволосый парень с узкими глазами. Понажимал кнопочки, что-то запищало, дверь открылась. Не оглядываясь на Лёху, вошёл. Но Лёха-т – не дурак, прошмыгнул за ним и через минуту стоял под дверью своей квартиры. Дверь – та же, та же кнопка звонка. Может, они тоже поныне в восемьдесят восьмом? Вот удивятся, как Лёха начнёт рассказывать. Он их, конечно, на улицу потащит, может, они ещё этой красоты и не видели?

Позвонил. Быстрые шаги, дверь настежь (никогда не спрашивает «Кто там?»!) Танюшка! Уже хорошо! Вроде удивилась:

– Каким ветром?

Но посторонилась, пропуская. Лёха вдохнул знакомый её запах, потянулся обнять. Танюша отклонилась, вытащила из шкафа тапки. Он тапки сроду не носил, не надел их и сейчас. Квартира выглядела так же, и не так. Тот же угловой диван, который они купили первым, как только въехали, но большущий и почему-то плоский телевизор, в углу на столе – ещё один экран, поменьше. Два телевизора? Та же пластмассовая люстра, но матовый стеклянный шар около кресла. Книги на полках, белоснежная рама окна.

– Есть будешь? – спросила Танюшка из кухни, и Лёха понял, что ужасно голоден.

Стол уже был накрыт, но на одного: хлеб на маленькой тарелочке, курица, рис. Всё горячее.

– А ты?

Танюшка покачала головой. Лёха удивился. Обычно она ждала его, не ужинала, даже, если он приходил с вечерней смены после полуночи, даже если засыпала ненароком, то обязательно поднималась и просто сидела с ним рядом.

– И девчонок ждать не будем?

Это вообще не лезло ни в какие ворота! Ужинать одному, когда Танюшка стоит у холодильника и смотрит на него как-то странно, и девчонок ждать не будем! Ах, да! Лёха запамятовал, двадцать-семнадцать же! Он посмотрел на Танюшку. Нет, она точно не изменилась: такой же ясный лоб, тёмные глаза в пол-лица, в которых никогда ничего не понять.

– Сколько тебе лет, жена? – спросил Лёха и замер. Вот сейчас она скажет, и они засмеются вместе над привычной шуткой. И окажется, что всё это будущее только пригрезилось Лёхе или осталось там, за темнеющим окном. А дома, как раньше, – любовь, молодость и счастье.

Но Танюшка поморщилась и ничего не сказала. Казалось, она тяготится его присутствием, но как это объяснить – Лёха не знал.

Он отложил вилку. Начал рассказывать Танюшке свой сегодняшний день, но по мере его рассказа, та не проявляла должного интереса, более того закрывалась и закрывалась всё плотнее, сжимая губы, сцепляя в узел руки.

– Допился, – сказала она зло, – или, может, по голове тебя стукнули по пьяни, память отшибло?

От кого-кого, а от Танюшки такой реакции он никак не ожидал. Он так стремился домой, надеясь здесь встретить обычные внимание и заботу, рассказать всё и думать вместе – как жить дальше. Но жена смотрела на него сухо и с некоторым, даже отвращением, и не только не утешала его, но не верила ему нисколечко. И тогда, сбиваясь и спеша, Лёха начал рассказывать всё-всё: и как голова болела, и что проходная закрыта, и что двое (двое!) за сегодняшний день ему сказали, что двадцать семнадцать, январь пятнадцатое, а он, Лёха ко второй смене на работу ехал, и – он точно знает – в январе восемьдесят восьмого!

– Какая работа, какая проходная! – наконец заговорила Танюша с досадой, – уж и ЗИЛ твой давно снесли, Ледовый дворец там построили, не заметил? Что у тебя с мозгами? Зачем ты припёрся? Скажи ещё, что не знаешь, что мы не живём вместе уже пятнадцать лет, что ты пьёшь и нигде не работаешь. Руки её тряслись, и красные пятна поползли по шее, как случалось всегда, когда она волновалась. Горели ненавистью сухие глаза. Лёха опешил.

– Что, значит, не живём? Таня! Скажи мне!!! Я с ума, что ли сошёл? А где я живу??? – выкрикнул Лёха ошарашенно.

Они не живут вместе? Да бог с ним, с ЗИЛом, как мог он, Лёха, уйти из своей семьи? Или его выгнали? Нет, всё что угодно, только не это! Не нужно ему никакого будущего, если он живёт где-то один, без своих любимых девчонок!

Танюшка провела рукой по лицу, как будто смахивая незримую паутину.

– Ладно, допустим. Допустим. Дальше что?

– Сначала расскажи мне всё.

– Как если б я тебе поверила, и ты, правда, из прошлого? Из восемьдесят восьмого года?

Таня помедлила, глядя поверх Лёхиной головы.

– Тебе про что сначала, про страну или про семью?

– Про всё, – Лёха сглотнул судорожно, – давай про страну в двух словах, и про семью. Как сможешь.

Главное – она поверила. Теперь поверить бы Лёхе в то, что она расскажет.