Разные годы жизни

— Просто удивительно, что люди еще уходят в море.

— Что, мрачновато? Но нужно ли ко всему относиться с наигранным оптимизмом? — На миг он повернулся к ней, и она увидела недовольно нахмуренный, пересеченный морщинами лоб. — Повторяю: тяжкий труд и большая ответственность. Кроме всего прочего, надо с честью представлять свою страну в чужих землях. И на каждом судне — новые люди, даже не коллектив, а собравшиеся кто откуда разные люди. Нужно умение преодолеть психологические барьеры, поскольку жить приходится вместе в изолированном пространстве, — судно в открытом море в определенном смысле напоминает космический корабль.

Ивета не поспевала записывать. Да и неудобно было стоять на мостике, удерживая блокнот и карандаш. Сигарета в уголке рта догорела до конца. Она нашарила другую, чиркнула спичкой и швырнула обгорелую через релинг.

— С нашего судна в море ничего не бросают. Море и так уже запакощено.

— Ну, не от моей же спички... — обиделась Ивета.

«Я не девчонка, нечего делать мне такие замечания. Пусть получает что заслужил».

— А знаете, капитан, что мне больше всего не нравится в мужчинах? — спросила она, прикоснувшись к его локтю.

Но капитан даже головы не повернул.

— Знаете что? Когда обгоревшие спички суют назад в коробок. Вот. Ну, дальше... Меня интересуют эмоции, призвание, тоска...

— Для самоанализа у нас не остается времени. Повторяю: работы много, я назначен на мостик не песни петь. Конрада читали?

— Нет.

— Стоило бы, перед выходом в море. Он говорит, что вождение корабля требует куда большей мудрости, чем руководство людьми. Я же скажу: мудрости эти не уступают одна другой. Надо увидеть человека, представить, на что он способен в минуту опасности. Потому что ценность моряка определяется морем. Но во времена Конрада еще не было общественных обязанностей, политзанятий, тренировок по гражданской обороне, всяких памятных дат, мероприятий по линии ДОСААФ и спорта — соревнований по стрельбе, например. Приходится учреждать филиалы всяких добровольных обществ — Красного Креста, изобретателей и рационализаторов...

«Нет, записывать не стоит, это не то, что нужно, — решила Ивета. — Он все время отклоняется от темы. Пусть лучше ответит на тесты письменно. Но охватывают ли вопросы, составленные в стенах института, все, что может дать капитан?»

Свежий утренний ветерок мгновенно уносил сигаретный дым. Ансис Берзиньш повернулся с недвусмысленным желанием уйти. Но вместо этого спокойно продолжил:

— Вы говорите, эмоции, тоска, призвание. Я всегда спешу домой как на свидание. И моим людям, насколько я могу судить, хочется того же. Хотя меня и не ждет ни женщина, ни теплый очаг. Потому что не привелось встретить ни одной женщины столь же доброй, красивой, мудрой, как моя покойная мать. И все же, все же... берег влечет. А на суше я вспоминаю, как пахнет судно... Ладно, хватит, пора завтракать. У нас все по стрелке — через каждые четыре часа прошу в кают-компанию. Вообще социологам следовало бы основательнее разобраться в том, почему возникают барьеры в семьях, теряются контакты между близкими людьми. Как насчет эмоций и тоски в семейной жизни, а? — Ансис Берзиньш испытующе посмотрел на Ивету. Взгляд его был упорен.

В кают-компании были накрыты четыре продолговатых стола. Преобладала зеленая керамика и крахмальные скатерти с салфетками салатного цвета.

— Прошу, — пригласил Берзиньш, указав Ивете место рядом с собой, за крайним столиком. Сам капитан уселся во главе его. И моряки, стоявшие кучками, о чем-то разговаривавшие, тоже расселись, испросив капитанского разрешения.

— Это чиф, это секонд, а это — «дед»... — представил Берзиньш.

Ивета наклонила голову, моряки поочередно поклонились, вставая. Капитан взял вилку, пришли в движение и другие вилки и ножи. «Что за воспитанное общество, едят как на банкете ученых! А еще это напоминает патриархальную семью, где без воли отца даже волос не упадет с головы, — подумала Ивета. — Да, во главе стола сидит Хозяин, Отец, сигналу которого подчиняются и взрослые сыновья, и прочие родственники мужского пола».

...Теперь, уважаемые читатели, по всем литературным законам автору следовало бы рассказать о тех, кто вместе с Иветой и капитаном завтракает в салоне. И если автор не сделает этого, критика упрекнет ее в том, что в рассказе не хватает главного. Однако на этот раз автор хочет рискнуть и не писать о блондинах, брюнетах, шатенах, худых и плотных, молодых и старых во множественном числе. Потому что рассказ этот — только о двух, о двух свободных людях, Ивете Берг и Ансисе Берзиньше, а в судовом списке на сегодня числится тридцать два человека. Попробуй справиться со всеми!

Завтрак закончился. Ивета закурила очередную сигарету. Предложила и соседям по столу. Они отказались. В их глазах были осуждение и снисходительность. Кто-то взглянул на капитана; тот сделал вид, что ничего не заметил. Один за другим офицеры вставали из-за стола, поворачивались к капитану: «Разрешите идти?» — снова кланялись Ивете и уходили по своим делам: кто собираться на вахту, кто отдыхать после нее.