Разоблаченная

‒ Я участвовал в первой операции «Буря в Пустыне». В разведке корпуса морской пехоты. Мы захватили повстанца, я и двое моих сослуживцев. Мы залегли в маленькой хижине, недалеко от границы с Кувейтом и, сука, пытали этого несчастного ублюдка. Он располагал кое-какой информацией о местонахождении иракских генералов и нам приказали выбить информацию любым способом. Что мы и сделали.

‒ Какого рода были пытки? ‒ Не могу не спросить его я.

‒ Зачем вам знать это дерьмо, мадам Х?

‒ Я больше не мадам Х, Лен. Меня зовут Изабель. И я уже поняла, что на самом деле никто не такой, каким кажется.

Лен кивнул.

‒ Это правда. Сначала мы вырвали все его ногти плоскогубцами. Срезали лентами кожу перочинным ножом. Спалили паяльной лампой пальцы на ногах. Притопили его. Потом избили до полусмерти, утыкали его иголками, пока он не стал похож на булавочную подушечку, а затем накалили иглы зажигалкой.

‒ О боже! ‒ Я часто и глубоко дышу. ‒ Неужели он прошел через это и выдержал?

‒ О да. В этом весь смысл пытки. Нужно причинить ровно столько боли, чтобы человек рассказал все, только бы она прекратилась. Так что да, он выдержал ровно столько, чтобы выдать нам генералов, но как только мы получили необходимую нам информацию, ‒ он получил пару выстрелов в затылок.

‒ Двойной выстрел, ‒ сказала я, вспоминая Логана.

Лен кивнул.

‒ Да. Двойной выстрел и мы бросили его на растерзание стервятников и насекомых.

‒ Расскажи мне еще кое о чем, ‒ попросила я.

‒ Конечно, почему нет?

‒ Какой твой самый лучший поступок, совершенный за все время?

‒ Черт, это тяжелее...

Лен молчит продолжительное время, о чем-то думая.

‒ Была одна девушка. В Фаллудже. Местная. Мы пробирались через город после очередного налета пешком и я услышал крики. Пошел навстречу звукам, нарушив приказ. Несколько местных жителей пустили девочку по кругу. Я убил их всех. В моих карманах было немного местной валюты, и я отдал все свои деньги ей, и вернулся в расположение. Я и потом продолжал помогать ей. Таскал ей деньги, еду и одежду. Все, что мог украсть. До сих пор не знаю, почему. Может, я просто не выношу насилия над женщиной. Нет, не подумайте неправильно, я, безусловно, злой ублюдок. Я могу избить, пытать и убить любого мужика, даже не вспомнив этого вскоре. Но я никогда не применю насилия к женщине и не смогу наблюдать подобное. Может быть я и ублюдок, но и у меня есть своеобразный кодекс чести. Своеобразный, но такой, какой есть.

‒ Что с ней стало? ‒ спросила я. ‒ С той девушкой.

‒ Я потерял ее из виду. Началась битва при Фаллудже и я попал в самое пекло. Я реально ничего не видел, думая только о том, как прикрыть свою задницу.

‒ Ты кого-нибудь убивал по приказанию Калеба?

Каменное лицо.

‒ Мы не говорим о Мистере Индиго.

‒ Хорошо, ‒ я встретила взгляд Лена. ‒ Ты бы убил Логана, если бы он приказал тебе?

Ответ Лена был незамедлительным.

‒ Моментально.

‒ Почему?

‒ Потому что он опасен.

‒ Как и ты. Как и Калеб. Я окружена опасными людьми, по всей видимости.

Еще раз пожал плечами.

‒ Боюсь, вы не ошибаетесь.

Лифт давно остановился, но Лен держал двери закрытыми. Сейчас пришло время их открыть.

‒ Он еще не вернулся, но скоро будет.

И я поняла: разговор закончен.

‒ Спасибо, Лен.

Похоже, Лен озадачен, не понимая, что означает моя благодарность.

‒ Ага.

Затем он исчезает за закрывшимися дверьми лифта.

Я пока не знаю, что собираюсь сказать. Как мне действовать. Ты скоро придешь, а у меня миллионы, миллиарды вопросов, и ответов на непонятно какие вопросы, и требования, которые я пока не знаю, как сформулировать. Потребности, о которых я не знаю, как заявить. И мне понадобятся все силы для того чтобы встретить тебя лицом к лицу и все-таки поговорить, не поддаваясь твоему магнетизму.

У меня не самый лучший послужной список в этой специальности. Я слаба.

Я стою, за долгое время сделав всего три шага в этом грандиозном пространстве, которое ты называешь домом; отзывающиеся эхом, односпальные апартаменты, занимающие всю вершину башни. Здесь стоит диван. На котором ты трахнул меня. Под моими ногами ковер, где ты проталкивал свои яйца в мою гортань и спускал на мое лицо. Тактильная память чрезвычайно сильна, приступ боли в челюсти напомнил, как широко я раскрывала свой рот, а ощущения теплоты и влаги на моем лице ‒ это ты кончил на него. Вот и кухня, уголок для завтрака. Ты притянул меня к себе на колени на этом кресле, с которого открывается вид на все Пятое авеню. Ты толкнул меня вниз, накрутил мои волосы на свой кулак, оттянул голову назад, так что я была вынуждена пялиться в потолок, пока ты вонзался в меня и резко кусал меня за шею. Ты никогда не говорил ни слова, да и трогал меня только когда трахал или кусал. Это выглядело как наказание. Но за что?