Старк помнила, что здесь происходило, только до определенного мгновения, а потом все слилось в одну череду мужчин, что-то делавших с ней и удовлетворявших свои потребности. Отдаленно помнила звон кидаемых на стол монет да хлопки то открывавшейся, то закрывавшейся двери. Помнила постель с набитым соломой матрасом, что прогибалась под тяжестью ее тела и тела мужчин и пружинила назад, что очень нравилось решившим развлечься с Волчицей за пару монет мужчин. До сих пор ощущала на своем теле руки тех насильников, хотя те, наверное, себя такими и не считали, и чувствовала, как между ног было липко от семени, излитого в нее мужчинами. Чувствовала себя грязной, использованной, вывернутой наизнанку… Никому не нужной.
Санса не знала, сколько минут или часов пролежала вот там, глядя перед собой ничего не видящими глазами и перебирая в голове свои воспоминания, смотрела их, как зритель спектакль. Забегала она и в Королевскую гавань, и в Орлиное гнездо, а потом переходила в Винтерфеллу и тут резко замедлялась. Неторопливо рассматривала воспоминание за воспоминанием, она снова и снова проживала те моменты, только теперь могла видеть их под разным углом, уже заранее знала, что произойдет дальше и поэтому могла позволить себе сосредоточиться на деталях, вспомнить, что чувствовала тогда, и понять, что чувствовала сейчас.
Окунаться в некоторые воспоминания было больно, в другие — мерзко, третьи вызывали маленькую улыбку на губах, а четвертые — смешанные чувства. Волчица восстанавливала в голове цепь событий, подмечала и понимала по прошествии времени, где ошибалась, где заблуждалась, где принимала правильные решения. Пыталась посмотреть на все даже не с двух сторон, а с трех сторон — своей старой себя, новой и со стороны Рамси. Рамси… Милорд не так давно вдруг сказал звать его Рамси… И это принесло с собой странные ощущения. Она перекатывала тогда это имя на языке и губах, словно слышала впервые и пробовала его на вкус, который казался ей таким знакомым и одновременно с тем каким-то новым, с другими оттенками и послевкусием.
Все было так сложно, неоднозначно. Старк путалась в том, что думала, перескакивала с одного события на другое, пыталась припомнить, что чувствовала в те моменты. И все равно не могла ответить перед самой собой на вопрос, ненавидела ли она Рамси или нет, любила ли его или нет. Что вообще думала о нем? Столь многое произошло за этот год, столь многое изменилось, столь многое предстояло еще обдумать.
Иногда в ней вспыхивала злоба и неудержимое желание отомстить, иногда хотелось побить саму себя за глупость, иногда было стыдно перед самой собой за принятые решения и совершенные поступки. Она перелистывала в голове страницы с ее с Рамси знакомством, свадьбой, с тем, что последовало за тем. Приезд Петира, его слова, произнесенные полушепотом в ночи. Смерть Уолды, Русе, Фреев. Первая ночь, когда Рамси был с ней нежен, их последующие ночи. Карстарк, Мандерли, письмо Джону. Игры, обманы и проступки, наказания. Те мгновения, когда муж забавлялся с ней по-хорошему, как реагировал на ее поступки. Беременность, обмен, смерть Рикона…
Почему, почему затем она потеряла бдительность, изменила себе и своим привычкам? Почему кричала и требовала к себе внимания и уважения, когда успела к этому моменту понять, что этого делать с мужем не стоило? Какой же дурой была, вдруг возомнив себе, что могла возыметь власть и контроль над Болтоном. Она ведь уже начинала получать их в свои руки, только воздействовала другими способами, вела себя по-другому… А потом вдруг забылась, побыв пару недель одна в Винтерфелле и вернувшись затем к Рамси с растущим животом.
Волчица никогда не простит ему ту свечу, или крест, или брачную ночь, или смерть Мари… Но осознавала уже и свою вину, понимала задней мыслью, что всего этого можно было избежать, поведи она себя иначе. И все равно путалась в мыслях, уж слишком разнообразными и противоречивыми были воспоминания.