Читаем Разорвать порочный круг (СИ) полностью

Ее голос сошел на нет, а задержавшийся на пару мгновений взглядом на полотенце у нее в руках Болтон тихо и сговорчиво сказал:

— Да, спасибо… — и, отставляя в сторону кружку, стеснительно потянулся за тряпицей, будто боялся, что ее сейчас выдернут у него из-под носа.

Проникаясь благодарностью к жене и чувствуя, как внутри растекалось приятное тепло, он принялся вытирать заплаканное, покрасневшее и припухшее лицо холодным влажным полотенцем, находя облегчение в прикосновениях прохладной ткани к полыхающей коже. Вместе с принесенным умыванием облегчением Рамси ощутил и то, что его потянуло к Сансе, словно она была самым дорогим в его жизни, и вдруг очень захотелось, чтобы она позаботилась о нем, пока всё не вернется на круги своя. Он хотел довериться ей, с радостью бы принял любую помощь и лишь надеялся про себя на то, что она не откажет, не забудет о нем.

Протерев лицо и избавившись от пощипывания и жжения, Болтон скрутил все еще влажное полотенце и теперь застыл на месте, вертя в руках тряпицу и бездумно глядя на нее. В голове до сих пор царил сумбур, чувства и ощущения в этот час явно подводили его, сеяли хаос и вгоняли в странное оцепенение. В один миг все будто бы перевернулось с ног на голову, и теперь было непонятно, что это означало. Более того, Рамси настолько устал от продолжительного плача, что не мог сейчас думать ни о чем другом, кроме того, чтобы закрыть глаза и подремать некоторое время.

Он повел плечами, немного пошевелился, устраиваясь поудобнее на поддерживающих его спину подушках, и посмотрел на жену, думая о том, что ему следовало бы узнать у нее, где они находились, но так и не смог выдавить из себя ни слова. Они застревали у него где-то в горле, отказывалиь вылетать наружу, и казалось, что их тянул обратно какой-то страх, предупреждал бастарда, что ему не стоило что-либо спрашивать, а лучше всего было промолчать. И положившийся на это ощущение Болтон молчал, ища успокоение в повисший тишине.

Однако тишина продлилась совсем не долго: лишь до тех пор, пока к Рамси не придвинулась Волчица и не спросила с заметным беспокойством на лице:

— Рамси… — он поднял к ее лицу внимательный взор голубых глаз, — расскажи мне, что испугало тебя… Пожалуйста.

Санса смотрела на него с отразившейся на лице просьбой, а бастард, к своему удивлению и непониманию, почувствовал даже не желание, а нужду обязательно ей все рассказать. Довериться и рассказать ей всё, как бы странно и непривычно это не было.

Громко сглотнув и слегка медля с ответом, Рамси неуверенно заговорил:

— Это сложно объяснить… Просто…

Что просто? Ты сам не понимаешь, что случилось.

Он замолк в нерешительности, все так же желая рассказать обо всём жене, но не зная, с чего начать и что говорить; не зная, следовало ли вообще о таком говорить. Рамси тянуло рассказать Волчице обо всем, однако что-то и сдерживало этот порыв.

Колебания мужа были замечены девушкой, и та придвинулась к нему еще ближе и, озабоченно взирая, произнесла:

— Расскажи мне, Рамси. Не бойся, все в порядке, я всего лишь хочу тебе помочь.

На мгновение внутри все болезненно сжалось, однако затем это ощущение исчезло, не оставив после себя ничего, и, все-таки решаясь довериться жене, Болтон заговорил, устремляя взор к полотенцу и теребя его в руках:

— Когда… когда я очнулся и ты зашла в комнату, то… то почему-то мне ни с того ни с сего стало… — его голос на миг стих, — неприятно внутри. И это… неприятное ощущение только усиливалось, я не мог думать ни о чем другом, кроме того… чтобы находиться от тебя как можно дальше, сбежать отсюда и никого не видеть, — Рамси сглотнул, устремил свой взор вниз, на свои колени, и продолжил говорить: — В один момент мне до безумия захотелось, чтобы ты ушла, — он быстро взглянул на Сансу, что хмурилась все больше, а, услышав последние слова бастарда, расстроилась еще больше. — Но это было не так.

Заметив краем глаза изменившееся выражение лица жены и мгновенно заволновавшись, что она могла не так понять его, Болтон забегал рассредоточенным взглядом из стороны в сторону и заторопился продолжить говорить, вгоняя своими словами в изумление и еще большее недоумение Волчицу:

— Я не хотел ничего из этого, не хотел, чтобы ты уходила, не хотел оставаться одному, а желать, чтобы… чтобы ты исчезла, заставляла меня боль… и страх. Но скорее, — он вновь перевел взгляд на колени и, замолкнув на мгновение, затем договорил: — скорее та боль… Я сам не понимаю.

Последние слова были произнесены почти неслышимым шепотом, а подавленный своей несвязной речью Рамси повесил голову на грудь, избегая смотреть на жену. Было беспокойно, что Санса сейчас просто засмеется над ним и, ничего не сказав, уйдет из покоев, решив заняться чем-нибудь другим. От мыслей о таком возвращалась боль и становилось страшно… Ему обычно никто не был нужен, но не в этот раз, не сегодня.

Пока же, к радости Рамси, Волчица с места не сдвинулась и только спросила, чуть морща лоб:

— Боль? У тебя сильно болела нога?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература