Разорвать порочный круг (СИ)

В ноге закололо сильнее обычного, и Рамси мрачно взглянул на нее, словно на врага. Ему нужно было посмотреть на рану и убедиться, что в нее не попала никакая зараза, и оценить, насколько серьезными оказались повреждения. Болеть этот порез будет еще не один и не десять дней, а намного больше.

Продолжая бездумно, вымученно глядеть на ногу, Рамси дождался, когда в покои вернулась дочь Старка и, легкой поступью дойдя до постели, мягко проговорила:

— Вот, держи, — она протянула ему кружку и, передав, продолжила говорить, присаживаясь на кровать и разбирая на коленях принесенную бутылку, плошку с водой и бинты. — Я принесла спирт и новую повязку. Твою рану в первые дни надо обрабатывать как можно чаще.

Да, так и нужно было делать, Санса все верно говорила, и, желая помочь ей, Рамси взял у нее нож, разрезал повязку и принялся аккуратно снимать, стараясь не повредить рану и не открыть кровотечение. Стиснув зубы, он медленно стянул пропитавшийся кровью бинт с пореза и взглянул на него, пользуясь этой возможностью, пока жена разбиралась с бутылкой и бинтами.

Ранение действительно выдалось глубоким, довольно длинным — сантиметров пять в длину — проходило ближе к внешней стороне правого бедра. Темных или светлых пятен в нем или вокруг него видно пока не было, что немало обнадеживало, что никакая зараза в рану не попала и она сможет удачно зажить. В целом же это было неудачное ножевое ранение, облегчало его только то, что удар не пришелся на центральную часть бедра, где бы нож мог повредить и кость.

Рассмотрев порез, бастард глянул краем глаза на Сансу, которая уже все подготовила и теперь смачивала бинт в спирте.

— Наверное, сейчас будет больно… Я постараюсь сделать все быстро, — смущенно произнесла она и подбадривающе улыбнулась Болтону, который, встретившись с ней взглядом, сделал глубокий вдох и приготовился, насколько это было возможно, к последующей боли.

Шипя сквозь зубы и жмурясь, Рамси вытерпел обработку пореза, а как только жена оставила его ногу в покое — прилег на подушки и закрыл глаза. Чувствуя себя отвратительно, он часто, тяжело дышал и ощущал, как по виску стекала выступившая от напряжения капля пота. Стоило отдать должное Сансе, которая постаралась сделать все как можно быстрее, но не упуская из виду и аккуратность. Теперь же, когда с раной было покончено, она оценивающе посмотрела на мужа и проговорила:

— Поспишь? — Рамси в самую малость приоткрыл глаза и отрешенно взглянул на нее. — Ты устал, тебе надо отдохнуть.

В конце концов сообразив, что говорила ему Санса, Рамси сделал над собой усилие и открыл глаза. Чуть кивнув один раз головой и прошептав одними губами “Да”, он стал наблюдать из-под полуприкрытых ресницами глаз за девушкой, что закрыла бутылку и поставила ее вместе с другими вещами на прикроватную тумбочку. Ее тихие, плавные движение притягивали к себе внимание и затем усыпляли своей монотонностью. Рамси к этому моменту уснул бы, если бы не боль в ноге, что все еще не снизилась после обработки раны, и поэтому он пока просто лежал, сонно хлопая глазами и дожидаясь того часа, когда усталость превозможет боль и позволит хотя бы некоторое время поспать.

Закончившая же сматывать бинт Санса отложила его в сторону, подобралась ближе к бастарду и, ловя на себе усталый взгляд его казавшихся мутными глаз, неуверенно, с осторожностью протянула руку к его взлохмаченной голове. Заметив это движение, устроившийся на подушках Рамси закрыл глаза и повернул голову в сторону жены, стремясь получить желанную ласку. Когда же рука Сансы коснулась его волос, а затем и лба, Болтон на миг приоткрыл глаза, взглянул на нее, затем на жену, и расслабился под приятными касаниями и поглаживаниями. То и дело посматривая на Волчицу и проверяя, всё ли было в порядке, он получал неописуемое удовольствие от оказываемого ему внимания и нежности, которая чувствовалась в каждом прикосновении жены. Прикасания к виску и щеке были осторожными и легкими, почти невесомыми; они несли с собой умиротворение и отгоняли тягостные мысли, заставляли тревогу, хоть и не полностью, но отойти назад. Даже боль в ноге начала отступать и не была уже столь невыносимой, а через пару минут и вовсе показалась ерундой, а одновременно с её затуханием пропала и причина для бодрствования, и Рамси стал медленно проваливаться в сон, пребывая в полнейшем спокойствии и млея под ласками Волчицы.

Когда же он практически уснул, то, додумывая перед сном последние мысли, внезапно открыл глаза и, с трудом удерживая взгляд на лице Сансы, тихо, боязливо спросил:

— Ты останешься здесь?