Читаем Разорвать порочный круг (СИ) полностью

Отъезд с Севера казался теперь поспешным решением, о котором приходилось сожалеть. Хотелось вернуться туда, но вот возможность сделать это не находилась, из-за чего на душе делалось грустнее.

Болтона тянуло на Север, где прошла почти вся жизнь.

Однако почти ровно с такой же силой его отталкивало от Севера. Возвращаться туда — это возвращаться в пустоту, где его никто не ждал, где боль станет ощутимее, и, может быть, именно поэтому он не видел сейчас способа вернуться туда.

Подталкиваемый тревогой и неспокойными мыслями, Рамси в бессчетный раз сел в постели, огляделся по сторонам, а затем, в сотый раз понимая, что бежать было некуда, отклонился на подушки и принялся дожидаться возвращения жены.


========== Вечер I ==========


Последние два шага были похожи на прыжки, так схожие с длинными шагами скакуна в чистом поле. Ладонь обхватила пошарпанную, шершавую на ощупь ручку и толкнула дверь. На этом спешка закончилась, и в следующий миг Санса потянула на себя дверную ручку, замедляя ее полет настежь: Рамси мог спать, и если оно было так, то не следовало оглушать дом хлопком двери.

Крадучись вступив в комнату, дочь Старка устремила взор к постели, торопясь увидеться с мужем. Она зашла к нему за день всего два раза: пообедать и помочь с обработкой раны да зажечь свечу, когда начало темнеть — он в тот раз еще спросил, не устала ли она, чем сильно удивил её. А после этого помогать Гильде сделалось еще сложнее: желание бросить все и убежать отсюда подальше стало явственнее, а за невозможностью и осознанием бестолковости этого поступка возросло желание сбежать за дом и поплакать. Сейчас же в груди заверещало от собственного бессилия и ничтожности.

Приблизившись к постели, Санса увидела, как Рамси повернул в ее сторону голову. Обеспокоенность, которую она сперва заметила на его лице, в мгновение ока сменилась облегчением, а сам Болтон, встретившись с ней взглядом, сел в постели.

— Что случилось? — он забегал по Волчице наполненным тревогой взором, а она в растерянности молчала, разрываясь между желанием заговорить и желанием скрыть всё. — Санса?..

Взъерошенный после сна бастард пристально и обеспокоенно взирал на нее серо-голубыми глазами, и дочь Старка сорвалась и, хватая ртом воздух и зажмуривая глаза, заплакала.

Боги, она даже была не в состоянии выдержать один такой день. Ни на что, ни на что не была способна, и некому было на это пожаловаться. Осталась один на один со своей никчемностью и бестолковостью. Ни на что, ни на что негодная, глупая великовозрастная девчонка! Почему, почему родителей больше нет рядом? Она же ничего не знает, ничего не может! Вот как ей жить дальше?!

Где-то издали до нее долетал голос Рамси, но слов его Санса разобрать не могла: закрылась, боясь, что извне не найдет спасения — оттуда поступало только разочарование и больше ничего, а она уже и так утопала внутри себя от страшного осознания, что у нее не было будущего.

Старк почувствовала, что ее взяли за руки и потянули куда-то, колени уперлись в мягкую перину. Ее усадили на кровать, а через миг — взяли за плечи.

«Он сейчас встряхнет тебя», — подсказало чутье, и из глаз Волчицы потоком хлынули слезы, а, вопреки этой мысли, в сердце теплилась маленькая надежда, что Рамси не оттолкнет ее от себя, не покажет, что ее боль никого не интересовала и что она должна была просто смириться с ней и забыть.

Плач набирал силу, становился надрывнее. Старк понимала, что надо было попробовать остановиться, но не хотела, не могла.

«Ты вообще ничего не можешь».

Слезы еще сильнее потекли из глаз.

Санса внезапно оказалась в объятиях бастарда и почувствовала, как он прижал ее к себе, и она уткнулась лицом в его плечо и задохнулась всхлипами и слезами. Ну почему около нее только Рамси? Почему рядом с ней больше нет родителей? Зачем их убили?

Все новые слезы сыпались градом из глаз, к реву присоединился и жалобный вой, похожий на визг умирающего животного. От этого звука и рыданий у Волчицы все сжалось внутри, ей было страшно от того, что происходило с ней, хотелось уйти от этого. До ушей начал долетать голос мужа:

— Тише, тише, всё хорошо.

Пожелав остановиться и прислушаться к словам Болтона, она задержала в себе новый всхлип, но, поняв, что начинает задыхаться от нехватки воздуха, очень громко вздохнула и заплакала от жалости к себе.

Ей точно надо было прекратить плакать, успокоиться, привести в порядок дыхание, передохнуть, и, ощущая, как Рамси гладит ее по бокам и спине, притихла.

— Что случилось? Пожалуйста, скажи, что случилось, — он прижимал ее к себе и шептал с явной мольбой в голосе.

Она хотела всё рассказать, хотела, чтобы ее поняли и услышали, хотела, чтобы все прошло. И Санса так многого желала, столько всего чувствовала в этот момент, что не могла выговорить ни слова. Хватая ртом воздух, который сразу же вырывался назад всхлипами, она силилась заговорить и, в конце концов, начала по слову выдавливать из себя боль:

— У меня… ничегонеполучается… Я… ни-ничего не могу… Я х-хочу, чтобы ро… родители были жи… живы… Я… хочу домой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература