Читаем Разорвать порочный круг (СИ) полностью

Нет, Санса знала, что в последнее время он был весьма чуток к ней, однако такого безоговорочного повиновения её молчаливым, ненавязчивым просьбам увидеть не ожидала. От подобного желания или даже нужды угодить ей, готовности следовать её пожеланиям кружилась голова и прорывались наружу позабытые чувства. Как в тумане она слегка нажала на бёдра мужа, а когда он полностью заполнил её — нажала чуть сильнее, намекая при толчке чуть задержаться в ней. Болтон выполнил указание, а Санса, когда ощутила, что уже достаточно — слегка нажала на его бёдра, теперь уже отпихивая от себя, и Рамси тут же двинулся назад. Она, почти не прилагая никаких усилий, вынудила его выйти из её лона как можно дальше. А затем они повторили всё вновь, и Болтон принялся ублажать её.

Санса застонала, происходящее казалось ей чем-то за гранью реальности.

— Да, хорошо, — возбужденно проговорила она, посчитав по меньшей мере необходимым похвалить Рамси за… Почему похвалить?

Болтон, в свой черед, быстро чмокнул её в уголок рта и продолжил двигаться дальше. Санса получала удовольствие от происходящего, а через некоторое время бастард вдруг привстал на руках, что поставил по обе стороны от её груди. Сперва не понявшая, зачем он это сделал, Волчица через мгновение приоткрыла рот в немом стоне, теперь сообразив, что Рамси сменил позу, чтобы у него было больше возможностей для движения, а ей оставалось лишь задать нужный темп.

— Вот так… хорошо, — выправляя его, произнесла она.

Они поцеловались. Санса расслабилась, уже больше сосредоточилась на своих ощущениях и решила передать контроль мужу: убрала руки с его бедёр и теперь просто гладила его по лицу и волосам, целовала. У Рамси всё получалось, и не было смысла в том, чтобы вести его сейчас, да и ему надо было знать, что он делал всё хорошо и доставлял ей наслаждение. Всё чаще из груди Волчицы вырывались стоны и шумные вздохи.

В один момент Болтон, заметив, что жена просила уже о большем, и почувствовав данную ему свободу выбирать сейчас ритм самому, изменил свое движение, и к первоначальному ритму толчков, о котором его просила Санса, присоединил более быстрое, без задержки внутри скольжение. Старк прикрыла глаза и издала более шумный вздох, а Рамси, не спуская глаз с её лица, тут же спросил:

— Тебе нравится?

— Да, — и он продолжил двигаться в ней тем же образом.

Сансе было приятно видеть инициативу мужа и понимать, что он хотел удовлетворить ее как можно лучше. Ей было хорошо, тело было охвачено приятным напряжением, которое лишь усиливало наслаждение и обостряло ощущения. В запале Волчица прошептала:

— Рамси…

В этот раз она шептала не о нём, а ему, обращалась к Болтону, а не стонала в пустоту о том, что ею овладевал какой-то «Рамси». Муж должен был знать, что ей нравилось, что он делал с ней, должен был знать, что она помнила, кто приносил ей это удовольствие. Старк, пребывая в эйфории от происходящего, вопреки начавшему уже затягиваться поволокой похоти сознанию, сумела вспомнить о своей цели — помочь мужу доставить ей удовольствие. А это означало, что ей ни в коем случае нельзя было сейчас проваливаться в водоворот ощущений и поддаваться порывам, ибо она, когда повела себя так в прошлый раз, спровоцировала осечку разволновавшегося мужа. На этот раз повторения произойти не должно, и Санса сквозь пелену удовольствия устремила внимание к бастарду.

Она сначала заводила руками по плечам мужа, а теперь, присмотревшись к нему, заметила, что его дыхание успело к этой минуте сбиться, на теле выступил пот — и увиденное ей не понравилось. До своего пика Волчице было ещё далеко, а вот если они продолжат двигаться в том же духе, то Рамси вновь сорвется прежде неё.

Сиюминутно отрезвев, Санса поспешила вернуть ситуацию под свой контроль. Первой мыслью было заставить мужа выйти из неё и выждать некоторое время, пока он не остынет, но от этой идеи сразу пришлось отказаться: остынет не только Рамси, но и она сама. Время поджимало, и дочь Старка, решая рискнуть и положив руки на бедра мужа, несильно нажала на них, прося Рамси опустить на неё и одновременно с тем контролируя, чтобы сделал он это медленно. Когда же Болтон полностью погрузился в неё, Волчица прошептала:

— Давай побудем вот так немного.

Болтон, весь покрытый испариной, озадаченно кивнул головой, а Санса успокаивающе поводила руками по его бёдрам и ягодицам, призывая оставаться на месте, а затем, видя, что он её понял, переместила руки на его грудь и, проведя по ней, прижала его к себе, предлагая лечь сверху на неё и не удерживать себя всё время на руках. Рамси повиновался.

Они пересеклись взглядами, Волчица смущенно улыбнулась, а следом за ней улыбнулся и бастард. Она не знала, поступала ли верно, но все-таки захотела сделать так, чтобы они передохнули, просто полежали без движения. Может, это поможет им снять напряжение и даст расслабиться. Пока именно так и происходило: Рамси сумел перевести дыхание и его вздохи не выходили более такими шумными, как ранее, а Санса сохранила ощущение заполненности.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература