Читаем Разорвать порочный круг (СИ) полностью

Санса выводила аккуратным почерком пару слов или даже целое предложение, останавливалась, перепроверяла написанное, отпивала чая и вновь бралась за перо. Иногда она делала перерывы, погружалась в свои мысли и обдумывала уже написанный и пока не написанный текст. В задумчивости глядела в одно место, в очередной раз паря в мыслях над своим прошлым, и наблюдала за ним, как зритель. Ей представлялось, как под расправленными крыльями кружились друг перед другом две фигуры — каждая на своей сцене и увлеченная своим танцем, однако танцевали обе под одной крышей, разделённые между собой рядами из собравшихся зевак. Время текло, и теперь уже два помоста оказались соединёнными воедино, и обе фигуры сближались. Зрители куда-то ушли, а рука выводила следующие строки:


«Мой дорогой Рамси! Пришло время и мне поделиться с тобой тем, что чувствую в эти дни, что думаю о нас.

Я очень благодарна тебе за то, что ты находишься со мной в столь нелегкое для меня время, что поддерживаешь меня и готов на многое пойти ради меня. Я до сих пор с трудом могу поверить, что за такое короткое время наши отношения изменились так сильно и ты смог стать для меня самым близким и дорогим человеком».


В этом месте Волчица прекратила писать и на протяжении многих минут думала над следующими словами, взвешивала их, проверяла на правдивость. Пока, наконец, не вывела аккуратным почерком:


«Я готова пойти ради тебя на многое и постараюсь быть с тобою рядом в нелёгкие часы, которых, надеюсь, у нас в будущем будет мало. Мы оба прошли через многое, а сейчас пришло время нам передохнуть и оправиться. Мне нелегко это говорить, но предчувствие подсказывает мне, что впереди нас ожидает долгий путь. Надеюсь, что мы пройдём его до конца, станем опорой один для другого».


Здесь Санса решила остановиться и в подробности не ударяться, просто нутром почувствовала, что им обоим через многое ещё предстоит пройти и многое преодолеть. К многому придется вернуться и встретиться лицом к лицу, однако писать она сейчас намеревалась о другом.


«Днём я зачастую скучаю по тебе, думаю о тебе, хочу как можно скорее оказаться около тебя и побыть с тобой. Когда я рядом с тобой, то не чувствую одиночества и думаю о погибших родных гораздо реже. В тебе я нахожу свое спасение, хоть наше прошлое изредка и дает о себе знать.

Я вижу, что с каждым днём тебе становится всё лучше, и меня это радует. Я всегда буду рада тебе помочь, Рамси. Можешь не бояться говорить мне о том, что тебя тревожит — мы разберёмся со всем вместе».


Санса пробежалась глазами по написанному и едва заметно поджала губы — её письмо выходило куда менее чувственным, чем у Рамси, местами ей даже казалось, что писала она сухо, хотя и испытывала к мужу чувства. Наверное, так выходило, потому что она сама боялась этих чувств. Последним, в кого Волчица влюбилась, был Джоффри, и то была даже не влюблённость, а одурманенность образом принца. Тогда она была слепа и мала, теперь же подросла, прошла через многое, её сердце очерствело, более не верило никому, а разум, окруженный страданиями, стремился избавиться от всего лишнего, выстраивал перед собой цели, задачи, выискивал более простые, доступные и безопасные способы получения удовольствия, отказываясь от светлых чувств и мечтаний из страха, что они разобьются вдребезги и больно вопьются в душу острыми осколками. Сейчас же, по прошествии нескольких лет, дочь Старка решила открыться вновь — медленно, неторопливо, постоянно убеждаясь в том, что делала правильный выбор. Её более не интересовал красивый образ или титулы, на этот раз она смотрела внутрь человека, старалась увидеть его со всех сторон и разглядеть каждую из них получше, принять их по отдельности и в целом. Взглянуть свежим взглядом на жестокого бастарда, увидеть в нем маленького ребенка, познакомиться с новой его стороной. Было интересно и познавательно почитать упоминания Рамси о той ночи, когда он кричал в истерике и не мог найти себе успокоения — он как-то коснулся этого случая в одном из своих писем, вскользь написал о том, что чувствовал тогда. То, что он описывал, показалось Сансе… странным. Она никогда не чувствовала ничего подобного и даже не могла представить, каково было Рамси в тот момент… Судя по крикам и метаниям по постели — мучительно больно.

Письмо получалось довольно коротким, и Волчица обеспокоенно оглядывала комнату, будто искала в её углах и на деревянных, заставленных круглыми кувшинами и склянками полках подсказки на то, что бы ещё включить в послание Рамси. Она о многом хотела бы написать ему, однако пока боялась откровенничать и из-за этого в конечном счете решила обойтись написанием еще пары-тройки предложений, предназначенных только для глаз мужа.

***

Гильда этим вечером была дома, что, однако, не остановило ни Сансу, ни Рамси от того, чтобы не запереться в своей комнате и не забраться обоим в постель.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература