Читаем Разорвать порочный круг (СИ) полностью

До этого момента Рамси казалось, что он сорвётся или кончит уже сейчас, однако… ни того, ни другого не произошло. Вместо этого перед глазами всё на миг поплыло; по очереди, начиная с паха, напряглись и расслабились все мышцы, а затем удовольствие, до этого сосредоточенное в пахе, разлилось по всему телу, пробежалось тёплыми волнами по каждому дюйму тела. Болтон прильнул к Волчице и расслаблено прилёг на неё.

Бежали секунды, появилось ощущение, что его мужское достоинство удлинялось в жене и протягивалось дальше в неё, сливалось с её телом и теряло очертания. Наслаждение теперь накатывало волнами, которые разбивались внутри о границы тела и откатывались, будто при отливе, назад. Это повторялось снова и снова, удовольствие было столь сильным и всёзаполняющим, что Рамси закрыл глаза и прислушивался к своим ощущениям, терял среди них последние капли рассудка. Всё было ярко, остро, перекрывало любые мысли, оставляя место лишь чувствам и ощущениям.


Не сразу, но ей удалось расслабить своё лоно, и сперва спавшие острота и насыщенность ощущений неожиданно обернулись новым удовольствием. Санса с удивлением поняла, что теперь ощущала всю длину члена мужа, чувствовала каждый его миллиметр, из-за чего он казался длиннее и толще, чем обычно. Её лоно более не сжимало мужское достоинство, а обтекало его и мягко обнимало. Член мужа уже словно стал её частью, и с этой частью ничего не требовалось делать, чтобы получить удовольствие — она сама дарила его, нужно было лишь взять его. Не искать наслаждения и не сопротивляться вторжению, ничего не делать и просто наблюдать за ощущениями.


Рамси стало интересно, что чувствовала сейчас Волчица, и он, с трудом открыв глаза, сквозь туман посмотрел на неё. Их взгляды пересеклись. Глаза Сансы светились любовью и желанием, смотрели вглубь него, и Рамси утонул в них, растворившись в жене. Он с трудом мог описать, что произошло, по его телу просто-напросто пробежала сильная волна лёгкости, радости, ощущения своего существования. Он словно стал одним целым с Волчицей, нашёл себя в ней, будто она была его продолжением, а часть неё поселилась в нём. Голова нещадно кружилась, явь и эта комната уносились вдаль, в этот момент существовали только чувства. Рамси переполнило внутри теплом и любовью, границы между его телом и телом жены исчезли. Ему казалось таким правильным, что он находился сейчас в ней, будто так и должно было быть, будто это она давала ему жизнь, а взамен забирала часть его, оставляя её себе навсегда. Болтон уже путался, где было его наслаждение, а где — Сансы: оно было общим, переливалось из одного из них в другого. Перед глазами всё ещё пестрели маленькие вспышки, сквозь заслону из которых просматривались всё те же голубые, наполненные любовью глаза напротив. Всё тело было охвачено удовольствием, источником которого была Санса, что приоткрывала рот для стона, которому так и не суждено было покинуть её губ.

Бастард точно не помнил, но, кажется, Волчица кивнула ему головой — и она уже с трудом держалась, а на её теле выступила испарина. Понимая, чего желала жена, Рамси толкнулся в неё, она застонала, схватила руками его за плечи, сжалась лоном вокруг него. Напряглась под ним, словно пружина. Горячие тиски, сжавшие на его член, послали волны удовольствия, вскружили голову, и Рамси, следуя за этим удовольствием, двинулся в Волчице ещё раз. Он не понимал как, но наслаждение исходило больше не из паха, а от самой Сансы, налетало на него вихрем, проникающим глубоко под кожу и охватывающим всё его тело.

Старк громко застонала, вцепилась одной рукой в волосы Болтона, а другой — в спину, царапая ту ногтями. Окончательно потеряв контроль над собой и утонув с головой в Волчице, Рамси, чувствуя, видя перед собой свой пик, пихнулся скорее в её лоно, даже не находя в себе сил для полноценного толчка, и почувствовал, как внутри взорвалась вспышка удовольствия. Оно будто перетекало от него к Сансе и обратно, протягивалось между ними, позволяя каждому продлить мгновение единения и блаженства. Они вдвоём казались Болтону одним целым, разделяли одни и те же чувства, ощущения, желания. Хотелось, чтобы это длилось как можно дольше, чтобы это не прекращалось никогда.

Очень медленно, но пик блаженства отступал, разум начинал всё в большей мере осознавать происходящее. Однако, даже когда эйфория прошла, чувство целостности и единства с Сансой не исчезло. Находиться в ней казалось чем-то естественным, успокаивающим, дарующим ощущение своей полноты.

Рамси никуда не хотел двигаться с Сансы, он чувствовал себя превосходно и так: согревающее тепло её тела; мерно вздымающаяся под его головой грудь, в глубине которой разносилось эхо ударов сердца; нежные руки, обнимающие его за плечи; опавший член, всё ещё окутанный жаром и влагой чрева жены. Ему было просто спокойно и уютно, не было необходимости куда-либо двигаться — это лишь испортило бы момент и разорвало их единение.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература