Читаем Разорвать порочный круг (СИ) полностью

— Спасибо, — улыбаясь еще шире произнесла Санса и, в последний раз проведя по его руке, поднялась с постели и пошла в общую комнату, где предстояло потрудиться, прежде чем найти все необходимое.

Часть ее и Рамси вещей хранилась здесь, и сейчас Старк копошилась в них, не озабочиваясь шорохом и шумом, создаваемыми бряцанием от ударов друг о друга ремней и утвари. Гильды поблизости не было видно, в доме стояла тишина, а в зеве печи — глиняный горшочек, прикрытый сверху крышкой, предположительно — оставленный хозяйкой для них двоих завтрак. Да хранят Старые и Новые боги эту женщину, ибо ее радушию и терпению не было границ, и дело даже не в деньгах, которые ей перепадали за нахождение здесь двух постояльцев. Просто она была таким человеком.

Внезапно словив себя на ощущении, что до ужаса проголодалась, Волчица с предвкушением плотного завтрака и в еще более хорошем расположении духа все-таки не удержалась и подошла к печи. Заглянув в горшочек, она глубоко вдохнула вырвавшийся наружу запах грибов, овощей и приправы и заметила, что чуть глубже в печи стояла и накрытая крышкой сковорода. Подняв крышку, Санса услышала, как заурчал ее живот, и тут же закрыла, чтобы не смотреть на оставленную для нее с Рамси яичницу. Поесть теперь хотелось до сумасшествия.

Быстро взвесив все «за» и «против», она сняла с одной из полок две тарелки и положила в них еду. Бритье могло подождать: Волчица займется им либо перед обработкой раны на ноге мужа, либо после нее, а сейчас же наступало время для завтрака. Она только надеялась, что и Рамси будет того же мнения, ну, а если нет (в чем Санса сильно сомневалась), то ему придется пару минут подождать, пока она не разберется со своей едой.

Подхватив с такими мыслями тарелки, Санса направилась обратно в покои.

— У меня есть кое-что поинтереснее… и повкуснее бритья! — с весельем произнесла она и подняла повыше тарелки в руках, с гордостью демонстрируя их бастарду, на губах которого стала расти маленькая улыбка. — Я обнаружила в печи наш завтрак, еще теплый. Будешь сейчас есть? Или потом, после бритья?

— Сейчас.

— Хорошо, — и протянула Болтону тарелку. Настроение у Волчицы становилось все лучше, она чувствовала себя сейчас превосходно. Цели — целями, но вот когда ей в следующий раз выпадет шанс поесть в столь поздний час и в столь легкой обстановке, не думая ни о каких заботах?

Плюхнувшись на постель с тарелками, но ничего с них не обронив, Санса передала мужу его порцию и, не теряя времени, принялась за еду, поглощая ее с такой скоростью, которую редко можно было увидеть у нее.

Закончив есть быстрее Болтона, Санса искоса стала поглядывать на него, в задумчивости обегала его взором. Она не знала, по какой причине, но не могла избавиться от мыслей о Роббе, и притом понимала, что воспоминания о нем навеял ей Рамси. Он чем-то напоминал ей брата, заставлял то и дело вспоминать о нем. То ли его внешность с этой темной копной завивающихся волос, то ли детская манера общения, то ли его добродушие и забота о ней. Вполне возможно, здесь было всего по чуть-чуть, однако по этой причине к Рамси тянуло не меньше, а даже больше. Это было сродни тому, чтобы все-таки увидеть и стать участницей того, как взрослел ее мертвый брат, пережить все вновь и отпустить его, позволив уйти в мире к предкам. Рамси не был Роббом, не обладал его серьезностью, не был его двойником внешне, но было в нем что-то и от Робба, какой бы смешной ни могла показаться эта мысль. Не исключено, что это было ложным ощущением, которое скоро исчезнет, только вот нутро Волчицы подсказывало ей, что она в этом ошибалась: сходство никуда не пропадет, может, слегка уменьшится, но точно не пройдет.

Мысли о брате были приятно-болезненными, вызывающими грусть и скуку по нем и одновременно с тем напоминающими в виде сидящего рядом с ней Рамси, что и в настоящем было что-то хорошее и похожее на погибшего родственника, что-то или, точнее, кто-то, кто был хоть и искривленным, но отражением его.

Болтон в это время разделывался со своим завтраком и потом, съев последний кусочек яичницы, отставил тарелку на прикроватную тумбочку. Еще дожевывая, он взглянул вопросительно на Волчицу, и та спросила:

— Выпьем чаю? Я могу сходить и заварить его нам.

Ей хотелось пить, а она, занятая до этого момента едой и своими мыслями, не замечала жажды. Теперь же во рту в одно мгновение пересохло и стало просто необходимо смочить хоть чем-то горло.

К удивлению Сансы, ее вопрос ввел в легкое изумление и замешательство Болтона, который посмотрел затем пристально ей в глаза и, расслабившись, проговорил: «Да». Улыбаясь, Волчица подскочила с места.

— Отлично! Сейчас сделаю, — и выскочила из комнаты, наполняясь ощущением, что у нее сегодня с Рамси был какой-то ленивый, нерабочий и прекрасный день. Так свободно она давно не чувствовала себя.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература