Читаем Разорвать порочный круг (СИ) полностью

Пленный застонал, расставаясь с еще одним большим куском кожи на животе, и обессиленно повис на кресте, находясь то ли пока в сознании, то ли уже провалившись в обморок. На какое-то время наступила тишина, прерывая лишь тихим чавкающим звуком отдираемых полосок плоти.

А Волчица довольно спокойно наблюдала за оголявшимся мышечным каркасом, что более не вызывал у нее рвотных позывов. Она с равнодушием следила за тем, как легко снималась кожа с тела человека: достаточно подцепить ее в одном месте, а дальше просто стягивать столько, сколько пожелаешь. По большому счету, ничего сложного и довольно монотонная работа.

Когда же Болтон закончил и с животом, он отступил от креста на пару шагов назад и, глянув через плечо на нее, произнес:

— Плохой образец попался, — он опять обернулся к юноше и, поднимая свои руки и начиная ими жестикулировать, произнес. — Если бы он был покрепче и до сих пор продолжал дергаться, то можно было бы видеть, как двигаются мышцы при разных движениях, — Рамси перестал водить руками в воздухе и, расстроенно цыкнув языком, добавил: — Жаль, конечно.

Он с интересом посмотрел на Сансу и, видя, что она уже успокоилась и не пыталась отвернуть головы в сторону, а изучающе смотрела на полуосвежеванного копейщика , обратился к ней:

— Вижу, нам можно уже заканчивать, — и направился к мужчине, провожаемый взглядом дочери Старка.

Он схватил юношу за волосы и, запрокинув ему голову назад, посмотрел в лицо и сказал:

— Говори, поживешь еще или заканчиваем?

Пленный юнец приоткрыл затуманенные, осоловевшие глаза и тихо прошептал:

— Убей меня…

Бастард отпустил голову пленника и, с разочарованием произнеся “Я так и думал”, вонзил нож в его сердце, быстро оканчивая его жизнь. Понимая, что это конец, Санса устало закрыла глаза, думая о том, что скоро Рамси должен будет ее отпустить, ведь причин держать ее здесь у него более нет. Она не представляла, как сможет встать на затекших ногах и вообще найдет ли в себе силы двигаться. Толком не успев поспать, Волчица была вымотана до предела: она мучилась жаждой и голодом, вся продрогла и, как ей казалось, успела простудиться в этом сыром трюме. Прибавлялась ко всему и нещадно болящая рука…

Погрузившись в раздумья, дочка Эддарда не заметила, как Болтон подошел к ней, и с удивлением открыла от неожиданности глаза, когда он перерезал веревку на ее правой ноге, а затем и на левой. Санса с безразличием на лице проследила взглядом за тем, как Рамси отвязал ее правую руку. Отстегнув ремень и перерезав веревку на израненной руке, он подхватил ее за талию, замедляя ее падение. Поддерживаемая Болтоном Хранительница Севера опустилась на пол и, как только он отпустил ее и, все так же склоняясь к ней, отступил чуть назад, внезапно завопила:

— Подонок! — и залепила мужу звонкую пощечину да так, что его голова мотнулась вбок, а ее рука покраснела от сильного удара. Ей просто было необходимо выместить всю свою злость на ком-нибудь.

Не ожидавший такого подвоха Болтон удивленно посмотрел на Волчицу, озлобленно сощурил глаза, а затем, приложив ладонь к ударенной щеке, шутливо и чуть хмурясь, произнес:

— Стерва.

Не желая более попасть под удары Волчицы, Рамси взял со стула два плаща, подошел к ней с ними и кинул перед ней, предлагая надеть. Санса, не глядя на бастарда, подтянула к себе более легкий плащ и начала пробовать его одеть, что выходило довольно плохо: в ее распоряжении осталась лишь одна затекшая и плохо слушающаяся ее рука. Ее безуспешные попытки одеться развеселили Болтона, и он теперь стоял, усмехаясь и заинтриговано наблюдая за упертой женой. А потом неожиданно молча покинул помещение. Оставшаяся же одной Волчица едва не расплакалась от злости и своего бессилия. Она пока сумела вдеть в рукав лишь здоровую руку и теперь с наворачивающимися на глазах слезами смотрела на свою окровавленную, изрезанную ладонь. Порезы были глубокими и при малейшем движении рукой причиняли невыносимую боль. Дочка Старка вообще не могла понять, как сможет одеться с такой рукой; у нее было желание просто встать и пойти, как есть, однако ноги не слушались девушку и по-сумасшедшему гудели, не позволяя даже привстать на них. И ничего не могущая сделать Санса так и застыла на полу, устало повесив голову к себе на грудь.

Через некоторое время скрипнула дверь, и в трюм вернулся Болтон, сжимающий что-то в руках. Он подошел к Сансе и, посмотрев на нее прикидывающим опасность взглядом, все же опустился перед ней на корточки и показал, что держит в руках снежок. В голове жужжало и гудело, а глаза так и норовили закрыться от усталости, и измученная, до сих пор пребывающая в ошеломленном состоянии Старк непонимающе взглянула на мужа, не зная, зачем ей был этот комок снега. Ее озадаченный вид не остался не замеченным бастардом, и тот же без лишнего промедления вложил постепенно тающий снежок в ее порезанную ладонь и под сдавленный всхлип сжал её руку на ледышке. Сначала опалившая руку боль притупилась, и чем больше замерзала ладонь Волчицы, тем меньше боли она чувствовала.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература