– Мы можем оставить тысячу человек, очистить улицы и обезопасить город.
– Или? – надавила Эрида.
Лицо Торнуолла помрачнело, взгляд стал суровым, и она увидела солдата, которым он когда-то был. Талантливого, умного. И жестокого.
– Мы сожжем его дотла, и больше ни одному королевству не позволим построить крепость на нашей границе.
– Скоро границы исчезнут, – улыбаясь, ответила Эрида. Она повернулась к своему шатру и ожидающим внутри дамам. – Сожгите его.
Глава 14
Спрячь боль
– Пусть Древний умрет медленной смертью.
Ее голос напоминал клинок, разрезавший душу бессмертного пополам.
Дом не ожидал ничего иного. Он говорил об этом еще неделю назад, но не думал, что Сарн предаст так скоро. Что конец станет неотвратимым даже для бессмертного принца Айоны.
– Сораса, – все еще стоя на коленях, прорычал он сквозь стиснутые зубы. Ее имя прозвучало из его уст как молитва, и вместе с тем проклятие.
«Ты знаешь, к чему это приведет! – хотел крикнуть он. – Понимаешь, что ты делаешь со всеми нами».
Последствия этого решения промелькнули у него перед его глазами – Корэйн, Эндри, охваченная огнем Айона, павшая Рия, погибший напрасно Кортаэль. Весь Оллвард гибнет перед Таристаном и тенью Того, Кто Ждет. И причина тому корысть и низменные желания одной своенравной убийцы Сорасы Сарн. Дому захотелось убить ее собственными руками. «Если она станет моим палачом, я сыграю эту роль для нее». Он мысленно просчитал расстояние, оценивая свое положение в окружении множества убийц. Дом был быстрее любого смертного, но был ли он быстрее стрелы амхара? Он не знал… и не хотел рисковать миром, чтобы выяснить это.
– Сораса! – снова закричал бессмертный.
Она не ответила и повернулась к нему спиной, устремившись прочь за деревья, а затем ушла, даже не взглянув своими медными глазами ни в сторону Дома, ни в сторону кого-то другого. Он заскрежетал зубами, желая, чтобы она оглянулась и увидела его ненависть и ярость, крайнее отвращение, которое он испытывал по отношению к ней. Но она лишила его даже этого небольшого утешения. В своем песочного цвета плаще и коричневой коже, с черной, свисающей ниже лопаток косой Сораса с легкостью слилась с лесом. Даже он не видел ее тень, довольствуясь лишь затихающим звуком шагов по траве.
Дом снова сосредоточился на убийцах из Гильдии и наконечниках их стрел, все еще готовых пронзить его насквозь. Двенадцать спокойно бьющихся сердец, одиннадцать поднятых луков. Его мысли закружились, он пытался составить план. Не время полагаться лишь на грубую силу.
Одиннадцать убийц не двигались, молча наблюдая за происходящим. Двенадцатый, которого звали Люк, выглядел довольным отступлением Сорасы. Он не торопился, на его губах играла улыбка, когда он крался по поляне. Где-то запела птица, оплакивая закат.
Дом продолжал стоять на коленях, готовый в любую секунду сорваться с места. Почувствовав под рукой прохладную, густую траву, он сделал глубокий вдох, наполняя легкие свежим воздухом и вдыхая аромат земли. Теперь он находился вдали от Айоны, но несколько тоскливых нот в птичьей песне напоминали о ней. Бессмертный попытался подумать о доме, вспомнить место, которое любил, и черпать в этом воспоминании силы. Частички Айоны жили в его душе и в крови, текущей в его жилах. Он молился своим безмолвным богам Глориана – просил Эктхейда указать путь, Балера – наполнить его сердце храбростью, а Мелима – послать ему удачу.
Долговязый убийца с зелеными глазами остановился перед ним, наслаждаясь своей нечестной победой.
Дом боролся с желанием отрезать ему ноги и обречь весь мир на гибель из-за своей ярости.
– Моя смерть станет приговором для этого мира, – глядя на Люка, вымолвил он.
Покачав головой, убийца потянулся к двуручному мечу Дома.
– Ты слишком высокого мнения о себе, бессмертный.
Дом попытался отстраниться, но заскрипевшая тетива луков стала ему предупреждением. Замерев, он понял, что ничего не может сделать, пока Люк вытаскивал его меч из ножен, сталь Айоны сверкнула красным на фоне заката. Убийца отступил назад и принялся рассматривать меч, вертя его в руке. Дом снова задумался, сможет ли совладать со стрелами. Меньше чем за минуту он мог бы вонзить меч в сердце Люка, но по-прежнему не двигался, словно прикованный к земле. Когда Люк отбросил меч в траву, бессмертный едва не вздрогнул.
– А я-то думал, вы, амхара, храбры, – уколол Дом. – Вы даже не дадите мне меч? Я умру вот так, стоя на коленях?
Люк лишь пожал плечами:
– Мы, амхара, умны. В этом вся разница.
Затем он поднял руку и согнул длинные бледные пальцы, подавая знак остальным. Дом увидел шрамы на его руках. Обожженные и покрытые пятнами кончики пальцев, ошпаренные кислотой или ядом. Он вспомнил шрамы Сорасы – крошечные порезы между татуировками, следы многих лет обучения в ее драгоценной гильдии. Амхара не нежничали со своими, и Дом прекрасно знал, что2 подобное отношение делает с человеком. Если бы не обстоятельства, он мог бы пожалеть этих злобных смертных, воспитанных так, что они не знали ничего, кроме смерти и послушания.