Разрушитель клинка

– Сораса, – пробормотал Дом. Зовя ее по имени, он едва не запнулся, потому что произносил его крайне редко, и обычно со злостью. На этот раз он говорил нежно и ласково, в его голосе звучали нотки сожаления.

Она проигнорировала его.

Трижды он пытался убедить ее уходить, затем осторожно и медленно взял ее за плечи, а после поднял с земли. В последний раз, когда он дотронулся до нее таким образом, она пригрозила отрубить ему руки.

Сораса брыкалась, словно пойманная на удочку рыба, отчаянно сопротивляясь ему. Дом знал, насколько велика ее сила, поэтому крепко удерживал ее, прижимая спиной к своей груди. Он позволил ей рвать и метать в темноте ночи. Все эмоции, которые она хранила глубоко внутри, вырвались на поверхность и хлынули прочь. Плотина в ее сердце прорвалась, позволяя ярости и страданиям выбраться на волю. Сораса ругалась на айбалийском и дюжине других языков, которые бессмертный не мог разобрать, но смысл оставался прежним. Она оплакивала лежащих вокруг них мертвых, единственную семью, которую когда-либо знала, скорбела по единственному шансу вернуться в их ряды.

По последним частичкам своей души, потерянным ради Варда и во имя блага мира.

Голос отказал ей раньше, чем исчезла печаль, и ее губы безмолвно шевелились, произнося как молитвы, так и проклятия.

Дому хотелось дать ей возможность уединиться и скорбеть, но им была недоступна подобная роскошь.

Он обхватил ее голову руками, большими пальцами скользнув по скулам. Сораса казалась бесконечно хрупкой, ее кости были не тверже яичной скорлупы. Она старалась не смотреть на него, ее глаза метались.

– Сораса, – выдохнул он низким дрожащим голосом. – Сораса.

Продолжая безмолвно возносить молитвы, она медленно и неохотно посмотрела на него. Горе бушевало в медном пламени ее глаз. Это было все равно что смотреть в зеркало, и на мгновение Дому стало трудно дышать. Он увидел себя, оплакивающего Кортаэля, брата и сына, убитого у его ног. Свою собственную боль, слишком глубокую, чтобы от нее можно было избавиться или преодолеть. Неудачи, потери, ярость и горе. Все это он видел в ней так же ясно, как ощущал собственным сердцем.

– Спрячь боль, – сказал Дом, и у нее перехватило дыхание, а беспокойно вздымающаяся и опускающаяся грудь стала двигаться ровнее. Те же самые слова она говорила ему в пустыне, ее самый первый урок в Гильдии. – Прогони воспоминания. Они лишь мешают.

Сораса сдвинулась в его объятиях и с силой зажмурила глаза. Молитвы прекратились, губы сжались. Она снова начала дышать, теперь хрипло и прерывисто. А затем отвернулась, пытаясь освободиться.

Дом продолжал крепко удерживать ее, его бледные пальцы ярко выделялись на бронзовой коже. Кровь на ее щеках засохла и прилипла к его рукам.

– Сораса, нам нужно бежать.

«Остальные в опасности».

Сораса резко распахнула глаза и повернула голову, вынужденно кивнув. С силой сомкнув пальцы на запястьях бессмертного, она оттолкнула его.

Они не стали забирать лань. Этим вечером им предстояло поужинать без оленины.

Двое бросились назад так быстро, как только могли. Дом не позволял себе думать о худшем. «Больше амхара, больше убийц. – Он прыгал через траву, перепрыгивая через корни деревьев и уворачиваясь от веток, пока они пробирались обратно к холму. – Нет, сначала они пришли за нами, чтобы, убив нас, добраться до остальных». Сораса не отставала, ее руки двигались в такт с ногами. Ветки и трава хлестали ее, но она не останавливалась, даже когда они царапали ей лицо. Теперь боль ничего не значила.

К тому времени, как они добрались до остальных, ее слезы иссякли.

Свет от костра проникал сквозь деревья, по лесу разносились голоса. Слышались бесконечные подтрунивания и смех, и казалось, будто судьба мира не висела на волоске, а все это путешествие было частью какой-то веселой игры. Дом замедлил шаг и вздохнул с облегчением, напряжение покинуло его тело. «Они в безопасности», – понял он, разглядывая тени на фоне огня.

Он лишь надеялся, что Эндри приготовил чай. Напиток был крайне необходим Сорасе Сарн.

«Мы отвратительно выглядим», – затем подумал Дом. Синяки расцветали на его коже, разбитые в драке костяшки пальцев покрывала кровь. Мантия и кожа бессмертного были усеяны дырами от стрел. А размазанная по лицу Сорасы кровь напоминала боевой раскрас, из-за чего глаза женщины выделялись сильнее обычного. Следы слез проступили сквозь запекшуюся кровь, прочертив по щекам неровные линии. Обрезанные волосы свисали, теперь не доставая даже до плеч. Слипшиеся от крови и пота, они прилипли к ее лицу и шее.

Дом замедлил шаг, чтобы дать Сорасе еще несколько мгновений, прежде чем снова присоединиться к другим. Однако она лишь ускорилась, не обращая внимания на свой внешний вид, и расправила плечи, выпрямляясь. Другие не должны были увидеть Сорасу такой, какой видел ее он, – разбитой, показавшей все то, что она скрывала глубоко внутри. Она снова задвинула боль поглубже, заперев ее за стиснутыми зубами.

– Хотя бы вытри лицо, – пробормотал он. – Чем хуже ты выглядишь, тем больше вопросов они зададут.