– Жаль, ведь у меня уже есть такой опыт, – ласково проговорила она.
В окнах полыхало и мерцало красное зарево – отсветы от сотни факелов, которые держали в руках солдаты королевы, обыскивавшие сады и постепенно оцеплявшие храм.
Эндри взобрался по ступеням на золотой алтарь, за которым во время службы стоял верховный жрец. За ним располагались шесть витражных окон, представлявших собой портреты могущественного Сайрека и изображения его великих деяний. Приходя сюда много лет подряд, Эндри запомнил их все наизусть. Витражи, изображавшие огненное пламя, сражение, завоевание и созидание, были выполнены в красных, золотых и зеленых оттенках; они сияли в солнечном свете и зловеще мерцали в темноте. Каждый изобиловал символичными мечами и львами. Эндри поморщился, когда Дом схватил бронзовую жаровню и пробил ею ближайший шедевр галлийского искусства.
Стекло разбилось с истошным визгом и осколками посыпалось в реку.
– Плывите по течению и старайтесь держаться под водой столько, сколько сможете, – пролаяла айбалийка и взмахом руки подозвала Корэйн к разбитому окну. Женщина подтянула ремни на ее спине, чтобы убедиться, что меч не потеряется во время плавания. Корэйн снова оглянулась и встретилась с Эндри взглядом. В этот раз он увидел на ее лице страх – пусть он и промелькнул всего лишь на одно мгновение.
Эндри кивнул ей так ободряюще, как только мог.
Она ответила тем же с полным решимости видом.
Дом прыгнул первым, а Корэйн изящно нырнула вслед за ним. Айбалийка последовала за ними, не медля ни секунды. Ее тело погрузилось в воду практически бесшумно.
Эндри подошел к зазубренному краю окна. Вода казалась относительно чистой; большая часть нечистот оседала на плавучем затворе, который пресекал лодкам путь к дворцу. Эндри пытался успокоить себя тем, что им, по крайней мере, не придется плыть среди гор мусора. Однако легче от этой мысли не становилось. Равно как и от остальных размышлений, роившихся в его голове.
Факельный свет засиял в окнах еще ярче; до ушей Эндри донеслись хлесткие, как плеть, указания, которые раздавал солдатам командир. За спиной оруженосца не оставалось ничего, кроме стали и огня. Королева встала на сторону Таристана – человека, который убил сэра Гранделя, лорда Окрана, Кортаэля – собственного близнеца – и всех остальных. Их тела до сих пор лежали на поляне у храма, на радость ненасытным воронам.
«Они будут меня пытать и допрашивать. Накажут меня за то, что я прятал меч, и за то, что помог Корэйн». Это было ясно как день. Перед внутренним взором Эндри уже вставали подземелья донжона. «А потом они объявят меня предателем и казнят».
И все же он не мог заставить себя прыгнуть. Его пугала вовсе не высота – окно находилось всего в двадцати футах от черневшей внизу бурной реки. Но расстояние не имело значения; оно могло составлять хоть два дюйма, хоть две мили. В любом случае этот прыжок означал конец старой жизни. Совершить его было все равно что захлопнуть ворота, которые никогда больше не получится открыть. И если он это сделает, то откажется от всего, что раньше составляло его жизнь.
«Я откажусь от отца, погибшего ради Льва, павшего в бою из верности короне, которую я предал». Он зашипел в голос. «Из верности короне, которая предала меня и весь наш мир. Я же не сделал ничего плохого».
«Я не сделал ничего плохого», – снова подумал он, стремительно несясь к поверхности реки. Впервые за все время он нашел утешение в словах, которые шептал ему голос.
«Сожги свою жизнь».
Прошлое оруженосца Эндри Трелланда определенно полыхало пожаром.
Ударившись о воду и на мгновение забывшись в холодной бесконечной тьме, он увидел перед собой лицо матери. Поток подхватил его, и Эндри позволил ему себя нести, затаив дыхание под водой. Здесь не было места удушливой красноте, которую он разглядел в Таристане, или злокозненной тени, притаившейся в черноте его глаз. Здесь была лишь вода, только прохладные руки, ласково подталкивающие его вперед.
И проклятые перешептывания, которые звучали подобно льду – подобно зиме – и сливались в единый голос.
Эндри был сыном Аскала, рожденным и выросшим в столице. Он хорошо знал ее каналы, и поэтому по его коже бегали мурашки. Он крепко сжал губы, стараясь не думать о том, что вода могла принести из трущоб Собачьей головы или из скотобоен на Коровьем берегу, находившихся выше по течению. Темнота позволяла ему сделать вид, что речная вода чиста и безопасна. А еще в темноте их было сложнее заметить. Сложнее преследовать.
Шепот утих, и Эндри остался наедине с самим собой. Теперь в голове оруженосца гудел его собственный голос. «Сбежать с острова. Добраться до гавани». С каждым вдохом он мысленно повторял одни и те же слова: «Добраться до гавани».