Разрывной прилив (ЛП)

  — Вы когда-нибудь были в Йемене?

  — Нет, — сказал он сердито.

  — Кто в Пакистане отдавал вам приказы?

  И прежде чем он успел подумать, он огрызнулся: «Это было не по-пакистански…» И остановился, поняв, что оговорился. Он с ужасом посмотрел на стол.

  Лиз улыбнулась. — Почему бы тебе не сказать мне правду сейчас? Вы, должно быть, устали изобретать.

  Хан колебался, и на секунду Лиз подумала, что его неосторожность могла сломить его бдительность. Казалось, он вот-вот рухнет. Она подождала, но он больше ничего не сказал. Подняв голову, он посмотрел прямо на нее.

  — У тебя есть сообщение для родителей? спросила она.

  Его глаза расширились от шока. 'Какое отношение они имеют к этому? Они ничего об этом не знают. Но когда он посмотрел на Лиз, у него навернулись слезы. Он наклонил голову, чтобы вытереть их рукавом рубашки на своей руке в наручниках.

  Лиз ждала, но что-то, то ли решимость, то ли страх, то ли тренировка, вновь заявило о себе. Восстановив контроль над собой, черты Хана затвердели, и он расправил плечи. — Мне больше нечего вам сказать, — заявил он.

  Лиз подождала мгновение, но его взгляд снова был стальным, решительным. — Я хочу вернуться в свою камеру, — объявил он, и в его голосе не было даже намека на неуверенность.

  Лиз неохотно встала. — Если передумаешь, дай им знать, и я вернусь. Она подошла к двери, и охранник открыл ее, пропуская ее. Хан мог бы попроситься в свою камеру час назад и пощадить нас обоих, подумала она. Но, по крайней мере, она узнала одну полезную вещь.

  Глава 6

  Лиз и Кассале вернулись в мрачную приемную со стороны улицы Мессье. — Давай выйдем отсюда и выпьем кофе, — предложил он, к облегчению Лиз.

  Выйдя из тюрьмы, она глубоко вздохнула, набрав полные легкие теплого воздуха и моргая на ярком полуденном солнце. Кассале взяла ее за локоть. — Сюда, — сказал он, ведя ее по тротуару к бульвару Араго, где на платанах распускались новые листья.

  Они остановились у уличного кафе. Когда принесли кофе, Кассале зажег Gitane и спросил: «Удачи?»

  — Немного, — признала она.

  — Он вообще говорил?

  Она подождала, пока молодой человек прошел мимо их столика. Он был смуглый — возможно, из Алжира или, что столь же правдоподобно, с Ближнего Востока. На мгновение показалось, что он может присесть рядом, но он вошел в кафе.

  Лиз фыркнула: «Он определенно говорил! В другой жизни из него вышел бы отличный рассказчик. Он пытался убедить меня, что шатается по Европе, видимо, без паспорта и без денег, и по ошибке оказался в Сомали. Я пришлю вам свои записи того, что он сказал; если вы хоть во что-то из этого поверите, я буду поражен.

  Кассале выглядел сочувствующим. 'Раздражающий. Все-таки хорошо, что он вообще заговорил. Отличная работа.'

  «Он более или менее признал, что действовал по чужому приказу — и что ему не давали приказы в Пакистане».

  'Действительно? Где же он их тогда получил — в Англии?

  — Я не знаю, и он не говорил. Если вы сможете узнать что-нибудь об этом, это будет большой помощью.

  Кассале кивнул. — Вы не знаете, захотите ли вы, чтобы он вернулся в Англию?

  — Сначала нам нужно немного поработать. По крайней мере, он признал, что он Амир Хан. Мы разыскали его родителей в Бирмингеме, и посмотрим, что они скажут, хотя я так понимаю, что они очень респектабельные люди и, вероятно, будут так же удивлены, как и я, узнав об их сыне. Когда я упомянул о них, Кхан очень расстроился — он едва сдержался, чтобы не заплакать. Возможно, вы захотите еще раз попробовать это на нем. Лиз посмотрела на часы. — Мне лучше идти, если я хочу успеть на поезд.

  'Конечно.' Кассале положил на стол несколько монет и отодвинул стул. «Прежде чем вы это сделаете, есть ли что-то особенное, что мы должны попытаться выудить из него? Если предположить, что теперь он будет говорить и с нами.

  Большое предположение, подумала Лиз, вспомнив молчаливое выражение лица Хана, когда она уходила. «Две вещи для начала: где он был на самом деле после того, как покинул Пакистан, и, конечно же, кто им руководил».

  «Мы сделаем все возможное». Кассале предложил ей руку. — Он человек-загадка, этот Хан. Я думаю, что каким-то образом мы с тобой еще увидимся.

  Лиз пошла вдоль тюремной стены, возвращаясь к станции метро. Высокая стена теперь отбрасывала на тротуар глубокую тень, приятное облегчение от яркого солнца для Лиз в ее черном костюме. Она тоже забыла солнцезащитные очки, и яркий свет раздражал ее глаза.

  Она снова подумала о Мегрэ в рассказе. Заключенный, которого он посетил, был примерно того же возраста, что и Хан, не намного больше мальчика, но он был приговорен к смерти. Старая тюрьма, должно быть, была свидетельницей множества ужасных событий — она задавалась вопросом, казнили ли людей во дворе, где заключенные сегодня упражнялись. Когда она услышала звук чьих-то шагов, эхом отдающихся по тротуару позади нее, ее спина поползла мурашками, и она в тревоге обернулась. Это был всего лишь старик далеко внизу по улице — он, должно быть, был в особенно шумной обуви. Но она была рада добраться до станции метро.