Разрывной прилив (ЛП)

  'Пакистан?' Кассале покачал головой. «Не могу сказать, что я удивлен. Сегодня утром мы отправили вам файл с информацией — отпечатки пальцев, ДНК, фотографии. Это должно позволить вам установить личность заключенного без сомнений. А пока посмотрим, что он вам скажет. Пойдем со мной, s'il vous plaît. '

  Лиз последовала за ним через дверь в коридор, изогнутый с одной стороны, как аркады собора. Но, в отличие от монастыря, эти своды были защищены металлическими решетками, а видневшийся за ними двор не был местом для спокойного созерцания — он был заполнен мужчинами, стоящими поодиночке или группами, большинство из которых курили. В дальнем конце бессвязно играли в баскетбол.

  Кассале свернул за угол, и они столкнулись лицом к лицу с охранником, стоявшим перед тяжелой деревянной дверью. Он кивнул Кассале и, звеня ключами, открыл дверь. Пока они шли, сильно пахло новой краской — стены были недавно выкрашены в уныло-серый цвет, который, казалось, был создан для угнетения. Ряд закрытых стальных дверей, расположенных на одинаковом расстоянии друг от друга, тянулся по обеим сторонам длинного коридора. Лиз уже была в тюрьмах и заметила знакомые маленькие зарешеченные оконные прорези в камерах.

  — Сейчас мы в крыле строгого режима. В этой части интернированы жестокие преступники. Подозреваемых в терроризме держат внизу. В конце коридора Кассале позвонил в колокольчик на стене у металлической двери. Изнутри его открыл другой охранник, и Кассале спустился по металлической лестнице впереди Лиз, их туфли звенели по стальным ступеням.

  Внизу он остановился. Они были в другом широком коридоре, но в этом на стенах была старая облупившаяся краска. Линия люминесцентных ламп, подвешенных к потолку, испускала ослепительный голубоватый свет, от которого Лиз прищурилась.

  — Это наше спецподразделение. Здесь живет мсье Хан. Ваше интервью будет проходить в одной из комнат для допросов. Предупреждаю, это не совсем современно.

  В памяти Лиз мелькнула картина средневекового подземелья: кольца на стене, цепи, кости в углу и крысы. Она почувствовала облегчение, когда Кассале открыла дверь и оказалась в белой комнате с высоким потолком. Это казалось очень воздушным после коридора снаружи. Высоко в одной стене было длинное зарешеченное окно; сквозь нее скользнул луч солнечного света, ударив по полированному полу. Прямо у двери ждал настороженный полицейский, держа в руках револьвер «Глок» без кобуры. Когда он отошел в сторону, Лиз увидела заключенного, сидевшего за столом с металлической крышкой, его руки были скованы цепью, которая сама была прикреплена к чугунной стойке на полу.

  Судя по его водительским правам, Хану было двадцать два года, но этот мужчина выглядел моложе, просто мальчишкой. Его лицо, руки и запястья были худыми. Всклокоченная черная борода едва прикрывала его подбородок, а волосы на верхней губе были редкими. Его глаза, когда он смотрел, как они входят в комнату, выглядели настороженно. Лиз заверили, что с ним хорошо обращаются, но ей было интересно, что с ним случилось до того, как он попал сюда.

  Кассале подошел к столу и, быстро говоря по-французски, объяснил заключенному, что к нему пришел гость, который задаст ему несколько вопросов. По пустому выражению лица молодого человека было видно, что он ничего не понял из сказанного.

  Кассале повернулся к Лиз и сказал по-французски: — Я буду рядом, если понадоблюсь. Просто скажи охраннику. Она кивнула. Уходя, Кассале вытащила из-под стола стул и села напротив заключенного. Вооруженный полицейский остался стоять у двери.

  Лиз спокойно посмотрела на Хана и сказала: «Не знаю, как ты, но мой французский остановился на выпускных экзаменах в школе».

  Его глаза расширились при звуке ее английского голоса, затем он выпрямился и бросил на нее вызывающий взгляд.

  Лиз пожала плечами. — Амир, я проделал весь этот путь не для того, чтобы доставлять тебе неприятности. Но не будем притворяться: вы говорите по-английски так же хорошо, как и я. Вероятно, с бирмингемским акцентом.

  Хан какое-то время смотрел на нее, словно принимая решение. Теперь главное было заставить его что-нибудь сказать — для начала все сойдет. Лиз учили этому во время начальной подготовки в МИ-5: полный отказ говорить — даже говорить «да» или «нет» — имел катастрофические последствия; оттуда не было пути вперед. Это напомнило ей о том, как отец научил ее ловить рыбу. Когда она слишком долго устанавливала удочку, он всегда говорил: «Если твоя мушка не на воде, ты не сможешь поймать рыбу».

  К счастью, Хан решил заговорить, медленно сказав: «Вы из посольства?»

  'Не совсем. Но я здесь, чтобы помочь.

  — Тогда найди мне адвоката.

  — Что ж, пожалуй, нам следует сначала установить, кто вы такой. Насколько я понимаю, вы действительно являетесь эмиром Ханом с Фарндон-стрит, 57, Бирмингем, чьи водительские права были у вас при себе, когда вас арестовали французские военно-морские силы?

  — Я сказал, мне нужен адвокат.