Читаем Разум в тумане войны. Наука и технологии на полях сражений полностью

Кремневое ружье европейского типа попало в Японию на китайском торговом судне в 1543 году. Три португальских авантюриста, подобранных китайцами в португальской колонии, основанной в Индии в 1510 году, привезли в Японию два мушкета и амуницию, которыми вскоре воспользовались и подстрелили утку. Это произвело впечатление на местного властителя, пожелавшего научиться стрелять и купить ружья. Он приказал своему главному мастеру, делавшему мечи, переключиться на ружья, и в течение десятилетия ружья стали изготавливаться по всей Японии. Японский генерал в доспехах погиб от ружейного выстрела в 1560 году всего через 17 лет после появления в Японии европейского ружья[50]. К 1550 году обучение владению новым оружием и муштра были обычным делом для японских солдат крестьянского происхождения. Предположительно, отношение японцев к ружьям сформировалось под влиянием внутренней затяжной войны, в которой множество феодалов сражались за контроль над страной друг с другом, а также с сёгуном и императором, пытавшимися стабилизировать власть. Важно признать, что Япония была крупнейшим производителем оружия. Она продавала прекрасные мечи Китаю и другим странам на всем протяжении XVI века. Однако именно ружье европейского типа решило внутреннюю проблему в критический момент истории Японии.

В знаменитой битве при Нагасино в 1575 году в составе 38 000 бойцов господина Оды было 10 000 стрелков с фитильными ружьями. Сам господин Ода сражался копьем, что соответствовало его высокому положению. Лишь крестьяне пользовались ружьями. Менее 10 лет спустя, к 1584 году, в ряде японских битв даже наблюдалось позиционное противостояние в духе Первой мировой войны. Ни один феодал не хотел подставлять свои войска под массированный залповый огонь, и обе стороны окапывались и выжидали[51]. Однако ружья относительно быстро впали в немилость. Японские оружейники переняли европейскую технологию и овладели ее тонкостями, а потом произошел поворот и контроль над оружейниками стал способом контроля технологии.

В 1586 году регент Японии Хидэёси установил завуалированный, социально опосредованный контроль за вооружениями. Он объявил о намерении создать колоссальную статую Будды, на которую потребуется огромное количество стали, и призвал всех граждан пожертвовать свои мечи и ружья на этот духовный проект. Статуя, которую предполагалось установить в Киото, стала предлогом для сбора оружия[52]. Когда Япония отказалась от своих имперских амбиций в Корее, сёгунат Токугава занялся стабилизацией отношений между феодалами и умиротворением Японии. Контроль ружей стал частью его плана. Государство установило монополию на производство ружей и сократило заказы на них, переключив оружейников на изготовление мечей в качестве компенсации. Скромные заказы на ружья обеспечивали работой мало кого из оружейников, а сами ружья приобрели в Японии церемониальный характер и использовались почти исключительно в процессиях. Ружье не исчезло буквально, но его статус и смысл изменились. Вместе с иностранцами, изгнанными в то время из Японии, практически была изгнана и иностранная технология. Кляйншмидт объясняет это изменение высокой «социальной стоимостью» ружья, в том числе необходимостью муштры и организации снабжения, и указывает на другие ситуации, в которых ружья были понижены в статусе, урезаны в количестве или вовсе удалены с поля боя. «Социальная стоимость применения переносного огнестрельного оружия, судя по всему, была сочтена в Японии слишком высокой, поскольку после широкого использования ружей примерно двумя поколениями в XVI веке их исключили из арсеналов… Аналогичный процесс наблюдался в конце XVI века и в Китае. Там, опять-таки, переносное огнестрельное оружие использовалось в сочетании со строевой подготовкой, правила которой излагались в уставах, – пишет ученый. – Однако переносное огнестрельное оружие не дало особых преимуществ в боевых действиях, [и] другие виды оружия, существовавшие в Восточной Азии, служили тактической и стратегической альтернативой ему»[53].

Что касается Японии, то следует отметить такие моменты. Во-первых, Япония вполне могла производить большое количество высококачественных и эффективных ружей. Во-вторых, отказ от ружей был частью более масштабного процесса избавления страны от заимствованных, иностранных технологий и идей (в том числе христианства). Наконец, процесс отказа осуществлялся под контролем специалистов, знавших, как изготавливать ружья.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное