Читаем Разум в тумане войны. Наука и технологии на полях сражений полностью

Россия следовала аналогичной модели экспансии в тот же период, с 1440-го примерно до 1750 года. Эта модель предполагала создание высокоцентрализованного государства, сильную зависимость от артиллерии, контроль огромных территорий и значительную экономическую мощь. Русская армия стала регулярной и профессиональной, обученной обращению с пушками и мушкетами, что позволило ей одержать победы над Швецией и при Петре Великом в 1682–1725 годах.

Можно сказать, что огнестрельное оружие продвигало европейский общественный и политический порядок независимо от того, в чьих руках оно находилось. Его систематическое широкомасштабное использование в целях обороны требовало надежного производства, хранения и транспортировки пороха. Также необходимы были регулярные армии – большое число мужчин, которых можно было стабильно отправлять на практически непрерывные войны. Этих мужчин нужно было обслуживать, обеспечивать формой и обувью, обучать воинским навыкам, прививать дисциплину и особенно чувство патриотизма[58]. На взгляд Гросса, обмундирование вполне можно считать военной технологией, отражающей научные достижения[59]. Безусловно, новые стандарты обмундирования регулярных армий того времени отражали возможности промышленных технологий – практику прядильно-ткацкого производства периода промышленной революции.

Службу в вооруженных силах даже стали считать частью воспитательно-культурной миссии: молодых мужчин из разных мест собирали вместе и прививали общую систему смыслов, одинаковые ценности, дисциплину и веру в современное государство. Они усваивали, как нужно ходить, одеваться, говорить и верить. Даже в XXI веке военная служба считается способом «осовременивания» в разных уголках мира.

Несмотря на многочисленные различия между империями пороха, все они несли отпечаток воздействия новой технологии. Некоторые методы управления лучше сочетались с использованием огнестрельного оружия и, в свою очередь, формировали социальный и политический строй.

Британское оружейное производство также способствовало появлению империи другого типа – основанной на работорговле. После 1690 года торговцы в Африке нередко рассчитывались в сделках «рабы в обмен на оружие» ружьями, изготовленными в Великобритании: в Бирмингеме, Бристоле и Ливерпуле. Как и империи пороха, государства – экспортеры рабов в районах Золотого Берега и Невольничьего Берега стали чрезвычайно милитаризованными и создали относительно большие армии, способные захватывать врагов в плен в ходе ночных набегов и продавать их в рабство. К 1700 году потребность Европы в рабах резко увеличилась, и народы акваму, денкира, ашанти воспользовались этим, чтобы вооружиться. Африканские торговцы требовали ружья, порох и амуницию в обмен на рабов, предпочитая огнестрельное оружие практически всем остальным товарам. Ружья повышали эффективность пленения противника, которого устрашали с помощью кремневых мушкетов, заряженных дробью, вместо смертельной пули. Цель заключалась в том, чтобы ошеломить, дезориентировать и захватить жертв живыми и невредимыми. Голландская Вест-Индская компания к 1700 году уже не могла удовлетворять потребности в ружьях торговцев с территорий в районе Золотого Берега. По одной из оценок, британские ружья составляли до половины всего огнестрельного оружия, импортированного в Западную Африку[60].

Приток ружей в районы Невольничьего и Золотого берега после 1650 года радикально изменил характер межгосударственных войн в Африке. Он обусловил политическую реорганизацию африканских государств, так что историки могут проследить прямую связь между ростом импорта ружей и развитием работорговли. Некоторые африканские государства стали создавать довольно большие армии, в которых было от 12 000 до 20 000 стрелков, и страны с более высокой огневой мощью не упускали возможность расширить экспорт рабов и заработать на истреблении своих врагов.

Я предполагаю, что ружье европейского типа распространилось по всему миру примерно в 1450–1700 годах и что каждая группа, соприкоснувшаяся с этим видом оружия, использовала его по-своему, в зависимости от существующей культуры, приоритетов, географических и военных устремлений. Одни сомневались, но все же приобретали европейские ружья в целях обороны и в попытках отвергнуть европейское сами европеизировались. Другие быстро понимали ценность этой технологии, но использовали ее иначе вследствие своих традиций.

Мушкет XVI века был мобильным воплощением культуры, демонстрацией технологических возможностей Европы и критически значимым элементом системы, имевшей много последствий, не всегда очевидных для тех, кто жил в этот период колоссального преобразования. Нельзя сказать, что последствия были везде одинаковыми, но это устройство всегда отличалось способностью поражать плоть и убивать дичь – это была биологическая технология. Она несла с собой угрозу нанесения телесных повреждений, которая давала политическую власть.

Отвергаемое или принимаемое, желанное или пугающее, ружье было значимым фактором в мире.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное