Читаем Разум в тумане войны. Наука и технологии на полях сражений полностью

В краткосрочной перспективе закупка продукции по завышенным ценам с целью поддержки семей оружейников, перешедших с производства ружей на изготовление мечей, была, возможно, дорогостоящей мерой, но в долгосрочной перспективе она помогла избавиться от технологии, переставшей соответствовать целям государства и социальному строю Японии. В XIX веке заново «открытая» Япония (в июле 1853 года ружья и пушки коммодора американских ВМС Мэттью Перри, который хотел наладить регулярную торговлю, сделали японцев более сговорчивыми) быстро восприняла индустриализованную военную технологию и превратилась в военно-морскую державу мирового значения. Однако почти три столетия, в долгий мирный период, ружья были в Японии практически неизвестны. История забвения ружей, рассказанная Ноэлем Перреном в захватывающей книге «Отказ от ружей», изданной в 1979 году, позднее была переосмыслена историками[54]. Вывод Перрена о том, что пример японцев может быть повторен и в других местах, например в современных промышленно развитых странах, возможно, слишком упрощен, но детали его повествования верны. Японские армии широко использовали ружья европейского типа, а затем перестали это делать, когда изменилась государственная политика.

Как отметила Бренда Бьюкенен, идею «империи пороха» предложили почти 40 лет назад чикагские историки Маршалл Ходжсон и Уильям Макнилл. Она уделяла довольно мало внимания самому пороху и стала, по мнению Бьюкенен, «удобным стереотипом, не требующим почти никакого или вовсе никакого объяснения»[55].

Признаюсь, что я сама гадала, почему Британская империя не считалась империей пороха. Дело в том, что это понятие не применяется к европейским империям, которые создавались ружьями. Оно относится лишь к исламским государствам военного патронажа – Османской империи на территории современной Турции, Сефевидской Персии (Иран) и Империи Великих Моголов в Индии, – которые, опираясь на пороховые технологии, контролировали обширные территории и население[56]. Эти империи объединили многочисленные языковые, религиозные и этнические группы и установили жесткую иерархию в своих вооруженных силах. Сохранение контроля над этими группами населения было жизненно важно для существования имперского строя. А для поддержания боеспособности больших многонациональных армий, на которые они опирались, требовались деньги, административно-хозяйственное обеспечение и постоянная муштра. Все эти условия сложились в период с 1400 по 1600 год, когда европейские ружья распространились по миру.

Османская империя появилась одной из первых и оказалась одной из самых долгоживущих. Как и японская, османская армия быстро переняла европейскую военную технологию и в совершенстве овладела ею. Ружья, полевые и осадные орудия были в ходу у турок примерно с 1520 года. Османская империя строилась вокруг своей армии и стремительно расширялась. В пору расцвета, в XVI и XVII веках, она контролировала Египет, Северную Африку, Балканы и Восточную Европу. Успех сопутствовал империи целых 400 лет, в течение которых армия османов была самой опасной военной силой, с которой сталкивались европейские государства[57].

По одной из теорий ее обрушила непомерная стоимость попыток превращения империи, распыленной и многоязычной, в современное государство. Трудности с образованием, организацией массового производства и удовлетворением нужд граждан, по всей видимости, ослабили империю, и в конце XIX века османы заимствовали деньги у Великобритании, чтобы сохранить контроль над неспокойными обширными территориями, готовыми к обретению независимости. После Первой мировой войны в 1914–1918 годах империя распалась.

Сефевидская империя также опиралась на использование пороха и быстро переняла европейские технологии для решения собственных задач. В первой половине XVI века шах Исмаил I повел своих воинов-сефевидов в Иран, чтобы основать новую персидскую империю. Сефевидская империя имела все признаки классической империи пороха: высокоцентрализованное государство, полностью индустриализованное производство оружия и прекрасно обученные дисциплинированные армии. Она распалась после примерно столетней экспансии и завоеваний. Аналогичным образом после 1483 года Моголы в Индии освоили применение мушкетов и пушек, а также переняли стиль воинской подготовки европейских армий. Постепенно империя вобрала в себя всю северную территорию Индии и часть центральной. Это было завоевание, основанное на воинской дисциплине: противоборствующие государства в Индии еще не были достаточно организованны или богаты, чтобы контролировать и снабжать большую армию или пехоту, и, подобно британцам, Моголы захватили землю силой оружия.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное