Читаем Разум в тумане войны. Наука и технологии на полях сражений полностью

С учетом этой власти интересно поразмышлять о том, что оружие в руках означало для тех, от кого требовали использовать его для убийства. Сейчас ясно, что на протяжении столетий многие из людей, державших ружья, скорее всего, стреляли выше голов неприятеля.

На феномен имитационной стрельбы не обращали внимания до середины XX века, но после этого стали находить свидетельства его существования и в более ранние времена, например в жалобах генералов, правилах тренировки солдат, переписке и просто в количестве оружия, брошенном на поле боя. Хотя статистика, первоначально заставившая принять организационные меры в 1950-е годы, скорее всего не отличалась точностью, само явление было реальным и привело к масштабным изменениям в подготовке военнослужащих и сотрудников органов обеспечения правопорядка по всему миру.

Открытие феномена имитационной стрельбы было неожиданным. Оно стало результатом опроса в годы Второй мировой войны американских солдат, только что побывавших в бою. Военный историк генерал Сэмюэл Маршалл пытался документировать переживания, испытываемые на войне, в реальном времени. Он подготовил вопросы для солдат, участвовавших в боестолкновении, и задавал их вскоре после получения боевого опыта, иногда всего через два-три дня.

Один из стандартных вопросов Маршалла звучал так: «Когда вы начали стрелять из оружия?» Его интересовало, что испытывают на передовой люди, соприкоснувшиеся с противником. В современной войне численность боевых и тыловых подразделений обычно несбалансированна. Около двух третей военнослужащих во время Второй мировой войны не участвовали в реальных боях. Опыт относительно немногих участников представлял очевидный и огромный интерес для историков и стратегов.

Маршалл со своей командой опросил тысячи солдат более чем 400 пехотных рот на европейском и тихоокеанском фронтах после их столкновений с немецкими или японскими войсками. В его книге об этих опросах высказывается предположение, что лишь 15–20 % солдат, побывавших в реальном бою, стреляли в противника[61]. Не стрелявшие солдаты, по его словам, не бежали и не прятались. Во многих случаях они серьезно рисковали, спасая сослуживцев, поднося амуницию или доставляя донесения. Однако они не стреляли из своего оружия во врага даже под угрозой обвинения в неисполнении долга[62].


Аналитики и критики скептически отнеслись к некоторым количественным заключениям Маршалла и признали его методы учета спорными[63]. Иначе говоря, они усомнились в достоверности его оценок. Тем не менее открытия Маршалла имели серьезные практические последствия. Командование вооруженных сил по всему миру начало изучать то, что Маршалл назвал «доля стреляющих», – процент участников боестолкновения, реально стрелявших из своего оружия, каким бы оно ни было. Его наблюдения заставили задуматься о правильности подготовки войск, что повлекло за собой изменение политики в вооруженных силах и даже в органах охраны правопорядка всего мира.

Вопросы боевой подготовки, разумеется, были актуальными всегда. В XIX веке переход к казнозарядному огнестрельному оружию привел к более рассредоточенным цепям и экспоненциальному росту огневой мощи. Командиры и военные теоретики тогда опасались, что солдаты, не стоящие плечом к плечу, – рассыпавшиеся, а не находящиеся в плотном строю, – не станут дисциплинированно наступать. Они считали, что для удержания солдат под контролем даже в хаосе битвы требуется «общий порыв» или «дух боевого единства». Сами эти опасения свидетельствуют о признании возможности молчаливого, скрытого сопротивления.

Казалось бы, необходимость убивать должна быть очевидна для солдата, пытающегося спасти собственную жизнь и защитить товарищей, но некоторые все же противились этому. Обычные два варианта – сражаться или бежать – соединились в третьем. Это была социально скрытая форма применения технологии: солдат мог делать вид, что стреляет из ружья, в действительности не стреляя, или стрелять, но целиться выше голов вражеских солдат.

Это был ошеломляющий и неожиданный результат. Почему они не стреляли?

Американская армия со всей серьезностью отнеслась к открытиям Маршалла и на основе его предположений внесла ряд изменений в воинскую подготовку. Согласно более поздним исследованиям, вследствие этих изменений доля стреляющих достигла 55 % в Корее и 90–95 % во Вьетнаме. Методы, позволившие повысить этот показатель с предположительных 15 % во время Второй мировой войны до 90 % во Вьетнаме (и 100 % сегодня), называют программированием или выработкой автоматической реакции. ФБР также заинтересовалось вопросом и начало исследовать долю стрелявших среди работников правоохранительных органов в 1950-х и 1960-х годах – и получило аналогичные результаты[64].

С подачи Маршалла историки и военные исследователи (как в США, так и в других странах) стали выяснять, как долго могло существовать и создавать проблемы это скрытое сопротивление.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное