Читаем Разум в тумане войны. Наука и технологии на полях сражений полностью

История синдрома войны в заливе развивалась по знакомому сценарию. К 1996 году около 100 000 ветеранов первой войны в заливе стали испытывать целый спектр проблем со здоровьем. У них наблюдались желудочно-кишечные расстройства, рождались дети с врожденными дефектами, они страдали от синдрома хронической усталости, потери памяти, аутоиммунных нарушений, двоения в глазах, боли в суставах и других недомоганий. Это состояние, которое теперь называется синдромом войны в Персидском заливе, наблюдается примерно у 250 000 из 697 000 отслуживших там ветеранов. Определения и симптомы менялись со временем. Научно-консультативный комитет по болезням ветеранов войны в заливе при Администрации по делам ветеранов (2014 год) включил в синдром такие симптомы, как патологическая усталость, боль, неврологические или когнитивные нарушения, желудочно-кишечные расстройства, патологии кожи и дыхательной системы. Формулировка Центров контроля и профилактики заболеваний США добавляет к этим симптомам заложенность носа и чрезмерное газообразование. Многочисленные исследования показали, что у ветеранов, участвовавших в боевых действиях, подобные проявления наблюдаются чаще, чем у тех, кто в них непосредственно не участвовал, и других контрольных групп, но вопрос о том, к какой категории следует отнести эту болезнь, остается дискуссионным[260].

Десятилетиями врачи Администрации по делам ветеранов и ученые из связанного с администрацией комитета говорили участникам войны, что их проблемы являются психологическими, что это последствия военного стресса или ранее существовавшего психиатрического расстройства. В 1997 году Пентагон признал, что 100 000 американских военнослужащих могли подвергнуться воздействию нервнопаралитического газа при взрыве склада боеприпасов. В ходе уже знакомого ритуала в 1998 году новая группа ученых, собранная в Институте медицины Национальной академии наук, также подвергла сомнению связь воздействия нейротоксина и болезней ветеранов. В 2002 году еще одна группа, назначенная Администрацией по делам ветеранов, обнаружила, что у людей, участвовавших в войне в Персидском заливе, вдвое выше риск заболеть, чем у ветеранов, которые не были на той войне.

Существует обширная литература о синдроме войны в заливе, которому посвящен ряд объемных научных отчетов. В этих отчетах приводятся технические детали и прослеживаются базовые допущения и показатели, связанные с ролью организаций, характером биологических свидетельств и проблемами ответственности и риска. Все эти темы вызывают дебаты и разногласия. Как и многие другие сложные медицинские состояния, синдром войны в заливе имеет пороговый статус. Если он был вызван бомбардировкой склада боеприпасов, то является результатом научно-технической войны. При этом на те самые системы производства знания, которые вызвали его к жизни, теперь возложена обязанность удостоверять его существование.

В некоторых отношениях история военной медицины – неудобная тема. Историки медицины стабильно проявляют слабый интерес к вопросам здоровья на войне. В 2015 году Маргарет Хамфрис, в то время президент Американской ассоциации истории медицины, высказала предположение, что многие историки медицины практически игнорировали войны. Она отметила существование общепринятого правила, согласно которому история медицинского мышления развивается, «пока не начнется война». Война – любая война – кладет конец истории.

Тем не менее имеется ряд выдающихся работ по истории военной медицины, увечьям, здравоохранению и инвалидности в условиях войны и (в особенности) по снарядному шоку и боевой травме. В этой книге я исхожу из того, что поля сражений, по крайней мере в XX веке, являлись для медицины горячими точками огромного значения и результативности. Открытия, сделанные на них, трансформировали неотложную медицинскую помощь, травматологию, хирургию, лечение шока и многие другие области. На деньги министерства обороны осуществлялись критически значимые медицинские исследования, принесшие пользу каждому, кто попадает в больничный приемный покой.

Важно также понимать, что последствия современной войны для медицины являются научно-техническими в двух отношениях. Они связаны с индустриализованной и ведущейся на научных принципах войной, опирающейся на химию, физику, математику и другие направления науки. В то же время они оцениваются, ограничиваются и регулируются благодаря труду ученых, в том числе статистиков, врачей, эпидемиологов и генетиков. Эта последняя группа предоставляет свидетельства последствий войны, и она может определить, является ли то или иное состояние обоснованным, реальным и биологическим. Исследование экспериментальных и боевых ранений нередко объединяло эти две стороны современной научно-технической войны. Знание о том, как лечить и как убивать, неразделимо как в полевом эксперименте, так и на поле боя.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное