История синдрома войны в заливе развивалась по знакомому сценарию. К 1996 году около 100 000 ветеранов первой войны в заливе стали испытывать целый спектр проблем со здоровьем. У них наблюдались желудочно-кишечные расстройства, рождались дети с врожденными дефектами, они страдали от синдрома хронической усталости, потери памяти, аутоиммунных нарушений, двоения в глазах, боли в суставах и других недомоганий. Это состояние, которое теперь называется синдромом войны в Персидском заливе, наблюдается примерно у 250 000 из 697 000 отслуживших там ветеранов. Определения и симптомы менялись со временем. Научно-консультативный комитет по болезням ветеранов войны в заливе при Администрации по делам ветеранов (2014 год) включил в синдром такие симптомы, как патологическая усталость, боль, неврологические или когнитивные нарушения, желудочно-кишечные расстройства, патологии кожи и дыхательной системы. Формулировка Центров контроля и профилактики заболеваний США добавляет к этим симптомам заложенность носа и чрезмерное газообразование. Многочисленные исследования показали, что у ветеранов, участвовавших в боевых действиях, подобные проявления наблюдаются чаще, чем у тех, кто в них непосредственно не участвовал, и других контрольных групп, но вопрос о том, к какой категории следует отнести эту болезнь, остается дискуссионным[260]
.Десятилетиями врачи Администрации по делам ветеранов и ученые из связанного с администрацией комитета говорили участникам войны, что их проблемы являются психологическими, что это последствия военного стресса или ранее существовавшего психиатрического расстройства. В 1997 году Пентагон признал, что 100 000 американских военнослужащих могли подвергнуться воздействию нервнопаралитического газа при взрыве склада боеприпасов. В ходе уже знакомого ритуала в 1998 году новая группа ученых, собранная в Институте медицины Национальной академии наук, также подвергла сомнению связь воздействия нейротоксина и болезней ветеранов. В 2002 году еще одна группа, назначенная Администрацией по делам ветеранов, обнаружила, что у людей, участвовавших в войне в Персидском заливе, вдвое выше риск заболеть, чем у ветеранов, которые не были на той войне.
Существует обширная литература о синдроме войны в заливе, которому посвящен ряд объемных научных отчетов. В этих отчетах приводятся технические детали и прослеживаются базовые допущения и показатели, связанные с ролью организаций, характером биологических свидетельств и проблемами ответственности и риска. Все эти темы вызывают дебаты и разногласия. Как и многие другие сложные медицинские состояния, синдром войны в заливе имеет пороговый статус. Если он был вызван бомбардировкой склада боеприпасов, то является результатом научно-технической войны. При этом на те самые системы производства знания, которые вызвали его к жизни, теперь возложена обязанность удостоверять его существование.
В некоторых отношениях история военной медицины – неудобная тема. Историки медицины стабильно проявляют слабый интерес к вопросам здоровья на войне. В 2015 году Маргарет Хамфрис, в то время президент Американской ассоциации истории медицины, высказала предположение, что многие историки медицины практически игнорировали войны. Она отметила существование общепринятого правила, согласно которому история медицинского мышления развивается, «пока не начнется война». Война – любая война – кладет конец истории.
Тем не менее имеется ряд выдающихся работ по истории военной медицины, увечьям, здравоохранению и инвалидности в условиях войны и (в особенности) по снарядному шоку и боевой травме. В этой книге я исхожу из того, что поля сражений, по крайней мере в XX веке, являлись для медицины горячими точками огромного значения и результативности. Открытия, сделанные на них, трансформировали неотложную медицинскую помощь, травматологию, хирургию, лечение шока и многие другие области. На деньги министерства обороны осуществлялись критически значимые медицинские исследования, принесшие пользу каждому, кто попадает в больничный приемный покой.
Важно также понимать, что последствия современной войны для медицины являются научно-техническими в двух отношениях. Они связаны с индустриализованной и ведущейся на научных принципах войной, опирающейся на химию, физику, математику и другие направления науки. В то же время они оцениваются, ограничиваются и регулируются благодаря труду ученых, в том числе статистиков, врачей, эпидемиологов и генетиков. Эта последняя группа предоставляет свидетельства последствий войны, и она может определить, является ли то или иное состояние обоснованным, реальным и биологическим. Исследование экспериментальных и боевых ранений нередко объединяло эти две стороны современной научно-технической войны. Знание о том, как лечить и как убивать, неразделимо как в полевом эксперименте, так и на поле боя.