Разум в тумане войны. Наука и технологии на полях сражений

Приведу последний пример. В январе 1948 года 32 привыкших к жаре мужчин перевезли с авиабазы Макдилл во Флориде в Кэмп-Шайло в канадской провинции Манитоба. Полевой исследовательский проект являлся попыткой понять влияние сильного холода на метаболизм, пищевые потребности и адреналовую систему. Мужчинам были выданы пайки ограниченной калорийности на 12 дней, которые им нужно было провести при температуре –37 ℃. Регион был выбран с таким расчетом, чтобы гарантировать изоляцию, одиночество и сильные ветры. Осуществлялся контроль состояния мочи и крови испытуемых, которые ночевали в палатках, имея лишь стандартную одежду для холодной погоды. Участников эксперимента, помимо прочего, разделили на четыре группы по восемь человек с разными рационами. «Для обеспечения психологической непрерывности и надежности наблюдений в последние дни испытуемых и персонал убедили в том, что их "спасут" не раньше чем через 14 дней». Однако всех неожиданно вывезли вечером на 12-й день и быстро доставили в теплое здание в Кэмп-Шайло. Отчет об этом эксперименте был опубликован в United States Armed Force Medical Journal в 1950 году.

Это был классический пример экспериментального травмирования с тем, чтобы выяснить, как солдаты выдержат экстремальный холод и ограниченный пищевой рацион. Эксперимент заставил организм испытывать голод, холод и психологический стресс. Экспериментаторы даже пошли на хитрость, исключавшую искажение результатов последних нескольких дней ожиданием «спасения».

Мой подход опирается на работу литературоведа Элейн Скарри, исследовавшей стиль и слог описаний войны. По ее мнению, хотя цели любых военных действий формально являются политическими, дипломатическими или нравственными, сами действия призваны нанести поражение людям. В своем исследовании 1985 года «Тело, испытывающее боль: Создание и разрушение мира» Скарри говорит, что «все аспекты стратегии и каждый вид оружия разрабатываются и создаются для поражения людей. Это не что-то случайное, получившееся вследствие осуществления чего-то другого, а неизменная цель любых военных действий»[261]. Описания технических возможностей, считает она, например зависания вертолета в воздухе, – это, в сущности, оценка способности объекта поражать людей. В случае вертолета это способность видеть противника, приблизиться к нему и поразить, а также обеспечить относительную безопасность экипажа и возможность функционирования после повреждения сразу или через некоторое время.

Скарри открыто подвергает сомнению общепринятое представление о том, что раненые и убитые – это «побочные следствия» войны. Язык войны, в котором гибель гражданских лиц предстает как «побочное следствие» (или сопутствующий ущерб), предполагает, что это явление случайно или нежелательно. Однако гибель людей с обеих сторон на любой войне, безусловно, имеет смысл для того, что преследуют военные действия. По мнению ученой, человеческое общество видит явный смысл в гибели людей и на войне она является необходимой или обязательной. Солдаты понимают, что именно для этого их и призвали, они на это согласились и идут умирать за свою страну или убивать за нее. В конечном счете, считает Скарри, гибель людей придает значимость позиции победившей стороны. По окончании войны физические изменения связываются уже не с двумя противоборствующими сторонами, а с самой войной.

Мне кажется убедительной ее мысль о том, что война – это простое, но поразительное смешение реального и вымышленного. Реальность тела, испытывающего боль, искалеченного или умерщвленного, от которой иногда трудно избавиться, отделяется от своего источника и связывается с идеологией, проблемой или требованием политической власти, не имеющим других, более мирных, обоснований. Решение международных конфликтов посредством войны, а не состязаний по хоровому пению или шахматам не имеет другого очевидного преимущества кроме легитимности результата, существующего и после окончания войны, поскольку, по словам Скарри, очень многие ее участники навсегда остаются причастными к ней. Под «причастностью» она понимает телесную природу их смертей или ранений. Позиция победившей стороны на время обретает убедительность и статус материального факта из-за «простого материального веса множества израненных и растерзанных человеческих тел»[262]. Ее внимание к ранению и его практической пользе порождает вопросы к массовому производству как техники, так и ран.