Разведчик Петра Великого

Король показал своему брату свой тщедушный кулак. После чего нервно забегал по кабинету, предаваясь буйным фантазиям политического будущего французского королевства и перспективам своей династии. Немного пометавшись из угла в угол, он резко остановился напротив брата и довольным голосом триумфатора произнёс:

– Как хорошо, что я послушался аббата Изидора и не поторопился повесить русинов на виселице Монкофона. Я же думал, что они обыкновенные вражеские лазутчики! Но теперь-то я буду всё делать по-другому!

– Но у принца Николя успело побывать несколько студентов из Сорбонны, а также глава Парижа. Говорят, что тот уже наделить чужеземцев патентами на должности, по которым у них теперь появляется возможность получить дворянский титул, – возразил Филипп.

Луи выслушав брата, скривился как от шальной зубной боли, хотя у него во рту не было ни одного зуба. Глаза суетливо забегали. Он явно занервничал, услышав, что тут ещё замешан и глава Парижа. Король вскочил с кресла и, бросая короткие, пронзительные взгляды на брата, стал расхаживать взад-вперёд по кабинету. Месье терпеливо ждал, пока тот ответит на его вопрос.

– Вот что! Будешь в Париже, попроси от моего имени лейтенанта полиции обвинить тех студентов, которые побывали в доме иноземцев, в представлении ложных сведений и в распространении опасной смуты в Париже. Виселицы в Монкофоне со всей своей любезностью примут в свои объятия студентов-бунтарей. А губернатора города я вызову в Версаль и лично с ним поговорю! Нужно узнать, отчего это он вдруг стал столь милым с чужеземцами, что дарит им дворянские патенты! Думаю, что я заставлю его сказать мне правду, а будет молчать, то мы найдём другого, более сговорчивого и скромного правителя города. А то ишь, городская касса пуста, а у него появляется новенький роскошный дворец! Я ещё помню высокомерие прежнего губернатора Шарля де Коссе, перед которым я был вынужден за вход в город выложить целых двести тысяч экю! Я больше никогда не допущу подобного обращения с собой! Слышишь меня, мой брат, никогда!

– Я тебя понял, мой дорогой брат Луи! Но аббат Изидор от своих людей, должно быть, кое-что уже знает!

– Кое-что – это не есть всё! И к тому же его люди сами ничего не видели, в отличие от тебя, – надменно задрав рыхлый подбородок, рявкнул Луи, но тут же сконфузился от своей невоздержанности перед любимым братом и уже более миролюбиво закончил: – Всё должны знать только мы с тобой, а с аббатом, мой дорогой Филипп, я как-нибудь договорюсь!

После весьма удачной презентации своих возможностей перед посланником короля Николай и его друзья были не без основания весьма довольны собой. Их план привлечения внимания к себе удался на славу, и теперь оставалось только ждать реакции Его Величества. В том, что Луи должен заинтересоваться их астрологическим салоном-театром, у них не было никаких сомнений. И, «сбегав» в родную Москву за ящиком пива и закусками, друзья устроили себе небольшой праздник. Николай предложил ещё взять бутылочку Dom Pérignon, но Алексей Никифорович и Андрей Яковлевич отказались от такой идеи.

– Деньги нужно беречь. Они ещё могут нам пригодиться. Лучше подождать, пока брат Пьер создаст своё оригинальное шампанское. Зачем пить по сумасшедшей цене ширпотреб! – наставительно говорил Андрей Яковлевич.

Несмотря на отсутствие шампанского Dom Pérignon, посиделки прошли неплохо и закончились под музыку «Батяня Комбат». Друзья устроили себе вечер караоке, а пока пели – вспомнили своих товарищей, с которыми вместе воевали и служили. Выпили, не чокаясь, за тех, кого уже нет рядом. Вспомнил бывший опер и своего начальника Александра Сергеевича, и Ленку. Внезапно ему стало стыдно за свои недавние похождения. «Отчего так устроена жизнь? Отчего она против нашей воли с одними людьми сводит, а с другими разводит? Что ей от нас нужно? А, может, наоборот: что нам нужно от жизни? Почему я сейчас иду вытаскивать из беды Марфу, а не женился на Ленке? Кто мне ответит на такой простой вопрос: кого я из них действительно люблю? В двух сосенках умудрился запутаться!» – размышлял Николай, глядя на опустевший бокал пива.

– Зятёк, а зятёк! О чём задумался, пригорюнился? – ласково спросил Алексей Никифорович и стиснул ему плечи своими медвежьими ручищами.

– О превратностях жизни, – тяжело вздохнув, ответил Николай. – Размышляю о том, как она нас испытывает. Пробует на зуб, проверяет на вшивость, а мы барахтаемся, крутимся, пытаемся выкарабкаться на поверхность, боимся утонуть.