Читаем Разведчик в Вечном городе. Операции КГБ в Италии полностью

В Москве Треппер появился после окончания войны. Отсидев десять лет в сталинских лагерях, он после смерти Сталина и Берии уехал в Польшу. Однако там не захотели сделать его национальным героем, и старый разведчик отбыл в Англию, а затем в Израиль. После более чем тридцатилетнего молчания вышла книга его мемуаров. Но я не стал цитировать ее, ибо мемуары разведчика — это, как правило, не очень объективная история жизни и деятельности человека, в биографии которого больше легенд, чем былей. Я располагал своими материалами, среди коих значительное место заняли фрагменты из «Истории шпионажа». Уже сколько раз убеждался ваш покорный слуга, что это очень объективная работа итальянских исследователей.

«История — это свидетель эпох, луч правды, жизнь памяти, посланница минувшего». Старик Цицерон был так же глубок в своих определениях, как и поэтичен. История… Протекая через сито времени, она не только теряет половину лжи, но и приобретает зерна истины. Может быть, какие-то зерна истины удалось посеять и мне в этой главе. А впрочем, для того, чтобы история стала Историей с большой буквы, конечно, нужно время. Впрочем, нужно оно и тогда, когда общаешься с живым героем своего повествования, коим оказался Ян Петрович Крикман, старый чекист-пенсионер…

Глава 15. Почему утонула «Щука»?

Я приехал в Болгарию по приглашению тамошнего Союза журналистов. В те времена еще практиковались такие дружеские обмены профессиональными визитами. Помимо обычных встреч, застолий и подношений, мне приготовили поистине царский сюрприз — встречу с Иваном Винаровым, который отдыхал в Варне. Кто такой Винаров, спросите вы. О, это, можно сказать, реликтовая личность. Он был одним из первых агентов советской разведки, завербованных легендарным началькиком Разведуправления РККА Яном Карловичем Берзиным, впоследствии расстрелянным по личному указанию Сталина как враг народа. Винарову удалось избежать столь печальной участи и пережить многих военачальников, товарищей из Коминтерна и так далее…

— Иван Цолович Винаров, — отрекомендовался, пожимая мне руку, пожилой поджарый мужчина. — Очень рад с вами познакомиться.

Так началась наша многочасовая и, не скрою, интересная беседа. Первый мой вопрос был самым что ни на есть примитивным:

— Как вы, товарищ Винаров, оказались в нашей стране?

— Мне исполнилось ровно девятнадцать, когда я был призван в армию. Я видел, что многие мои товарищи выступают против войны. Я тянулся к ним. А потом произошла Октябрьская революция. Я очень хотел перебраться в Россию и отдать служению ей всего себя. Мечта сбылась. После побега из тюрьмы с помощью товарищей я добрался до Москвы. По тем временам дорога была просто опасной. В столице болгарские представители в Коминтерне сказали мне, что о нашей подпольной деятельности и о моем аресте здесь уже знают. Я спросил: «Кто?» Ответили односложно: «В Генеральном штабе Красной армии». А на другой день меня принял в своем кабинете начальник управления Генерального штаба Ян Карлович Берзин. Он выслушал меня внимательно, заинтересованно, задавал вопросы, а потом подытожил: «Мы видим в болгарских товарищах своих верных боевых друзей».

В тот день беседа Берзина с Иваном Винаровым затянулась неспроста. Обсуждая ситуацию в Болгарии, прислушиваясь к трезвым оценкам Винарова той или иной конспиративной операции, начальник управления старался определить его личные возможности, взвесить деловые качества. Итог встречи оказался для Винарова неожиданным: ему предложили работать в разведке. Берзин без обиняков сказал: «У вас честные руки рабочего, пламенное сердце. Для нас это очень важно. Важно и то, как я понял, что вы искренне любите Советскую Россию…»

Шли годы. Винарову снова пришлось побывать с боевым заданием в Болгарии. А вернувшись в Москву, он немедленно возобновил контакты с Берзиным. «Школы при ЦК РКП, сиречь Свердловский университет, — улыбнулся Берзин, — ты не закончил. Знаю, не по своей вине; Оторвали неотложные дела. Хочу предложить другое учебное заведение». Среди преподавателей в специальной школе в основном были практики — люди, прошедшие испытание в борьбе с контрреволюцией, привыкшие к самым невероятным переплетам.

— В ту пору, — говорит Винаров, — я познакомился с одним из помощников Берзина — Григорием Салниным. С именем и делами этого человека у меня связаны весьма насыщенные годы жизни… Как-то декабрьским холодным днем 1925 года, будучи в управлении, я встретился с Я. К. Берзиным. Не изменяя своему правилу, он сперва внимательно выслушал меня, задал несколько уточняющих вопросов, а потом сказал примерно так: «Ну, Ванко, а теперь перейдем к делу. Тебе придется поехать в Китай…»

Можете понять мое удивление! Я сразу мысленно представил себе эту огромную страну, многодневный путь до Пекина по Транссибирской магистрали, неведомый язык, иные бытовые условия. Но главное, что встревожило, — справлюсь ли я? Меня направляли в миссию Блюхера военным советником!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное