Читаем Разведчик в Вечном городе. Операции КГБ в Италии полностью

— Ян Карлович Берзин сказал нам на прощание: «Блюхер просил Центр выслать ему в помощь тех людей, с которыми он уже работал в Китае. От него вы и получите на месте конкретные указания. А теперь, друзья, в путь!» — Иван Винаров задумался и продолжал: — Мы встретились с В. К. Блюхером в Хабаровске. На петлицах его гимнастерки поблескивали четыре ромба. Последний он получил за отличные операции в Китае. Беседа носила исключительно дружеский, доверительный характер. Очень ясно представляю себе его скромный рабочий кабинет, висящую на стене карту. Он подошел к ней и прочертил карандашом линию по трассе КВЖД, отметил, что по КВЖД постоянно перебрасываются вооруженные отряды чанкайшистов, доставляются оружие и боеприпасы в стратегические пункты, примыкающие к Забайкалью. «Ваши связи и знание обстановки в Маньчжурии, — подчеркнул Блюхер, — нам теперь крайне необходимы. Вы ведь бывали в Мукдене, Харбине, Цицикаре, знакомы со многими китайскими патриотами. Думается, нам придется, опираясь на них, выводить из строя, но не уничтожать полностью отдельные участки дороги, взрывать, уничтожать укрепления чанкайшистов, их склады и другие военные объекты».

Я задал Виталию Константиновичу несколько уточняющих вопросов. На Григория Салнина Блюхер возложил обязанность старшего группы первого и последующих рейдов. В нее входили два русских разведчика, я и один китаец. На рыбацкой лодке нас переправили черной ноябрьской ночью через полноводный Амур на китайский берег. Там группу уже ждали местные бойцы из военной организации города Цицикар…

В обусловленный вечер мы опять собрались на отлогом берегу Амура на месте высадки. Задание командования было выполнено… В результате активных мер, принятых всеми подразделениями ОКДВА, благодаря героизму, стойкости бойцов и командиров, противнику были нанесены сокрушительные удары. Чанкайшисты были разгромлены наголову, пленных насчитывалось порядка десяти тысяч человек.

Именно в те грозные дни судьба первый раз свела меня, правда косвенно, с Константином Константиновичем Рокоссовским. Та подготовительная разведочно-диверсионная работа, которую мы вели против белокитайских бандитов, способствовала, по мнению выдающихся красных командиров, боевым успехам 5-й отдельной Кубанской кавалерийской бригады, которой командовал Рокоссовский, действиям 1-й Тихоокеанской дивизии, 9-й кавбригады и другим частям. «Шашки к бою!» — мы помним эту команду. Мы помним грозный голос Рокоссовского, раздававшийся и над Аргунью, в боях за город Чжалайнор, и в боях за другие укрепленные районы, находившиеся в руках белокитайских бандитов. Победа над врагами доброй вестью облетела всю страну Советов, ушла далеко за ее пределы. В те дни, пожалуй, впервые столь громко заговорили о военном таланте, храбрости комбрига Константина Рокоссовского. На его груди тогда появился третий орден Красного Знамени.

Наша группа выполнила еще ряд заданий, и я вернулся в Москву, где меня тоже ждал радостный сюрприз — меня наградили орденом Красного Знамени. А ромб в петличках мне вскоре привинтили друзья. Для меня, болгарина, это был двойной праздник.

Прошло некоторое время, и 22 декабря 1929 года в Хабаровске состоялось подписание советско-китайского соглашения. Оно восстанавливало нормальное положение на дальневосточной границе и на КВЖД.

— Товарищ Винаров, вы упомянули, что в национальнореволюционной войне испанского народа 1936–1939 годов принимали участие и болгары. Известно, что многих из них отправлял за кордон Берзин. А вам случайно не приходилось встречаться в Москве с Львом Петровичем Василевским или его близким другом по испанским событиям Григорием Сыро-ежкиным, которого в Испании называли Григорием Грандэ?

— Как же, как же! — вскинул голову Винаров. — Первоклассные были разведчики! Но я лично знал лишь Василевского. От него я слышал немало теплых слов о Грише.

…Лев Василевский появлялся в редакции «Известий» как свой, всеми уважаемый человек. Особенно часто проводил час-другой в международном отделе. Да иначе и быть не могло: заслуженный разведчик, публицист и переводчик зарубежной литературы, Лев Петрович хорошо знал международные проблемы. Да и все свои документальные повести автор посвятил самым острым проблемам разных лет.

Родился Василевский в 1903 году в Курске. Трудовая жизнь началась в 14 лет: слесарь, подручный электромонтера, смазчик. В 1927 году был направлен в ОГПУ, уехал служить в погранвойска на турецкую границу. Закончил авиационную школу, а позже — курсы комсостава и повышения квалификации при Военно-воздушной инженерной академии имени Жуковского. После учебы его направили в пограничную авиацию Казахской ССР.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное