Разведчики

Наступил день сражения под Прохоровкой, все, что творилось на этом поле боя, происходило прямо на наших глазах. Нас давили немецкие и свои танки, бомбила авиация и громила артиллерия, своя и чужая, все небо было закрыто черным едким дымом, кругом горели танки, а мы в этом кошмаре стояли до последнего патрона, отбивая атаки мотопехоты из дивизии СС. Здоровенные немцы шли в атаку в полный рост, видно, что пьяные, а мы огнем отсекали их от танков, а в это время танки перекатывались через наши окопы, заваливая землей еще живых бойцов, и шли на позиции артиллеристов.

Казалось, что на наших позициях не осталось целого клочка земли длиной в один метр, все было перерыто снарядами и бомбами, сплошные воронки…

Горела земля, горело небо… Жуткие воспоминания… Те, кто остался живым в этот день, уже никогда не смогут забыть 12 июля сорок третьего года…

Потом нашу дивизию отвели на неделю в тыл, поскольку от дивизии ничего не осталось. Нас пополнили и бросили в наступление, в направлении на Белгород. Здесь погиб ротный Муханбетов… Перед нами было большое чистое поле, «нашпигованное» так называемыми «шпринг»-минами. Мы только сунулись туда, как начались подрывы. Вперед пустили саперов, которые работали под огнем на этом минном поле день и ночь, а в это время по всей линии фронта шла ожесточенная перестрелка. За полем шла лесопосадка, роща, и нашей роте автоматчиков придали три танка «Т-34» и приказали ворваться в рощу и захватить позиции. Мы залезли на танки, но на подходах к роще по танкам стала бить замаскированная немецкая противотанковая артиллерия.

Все спрыгнули с «тридцатьчетверок», а Муханбетов остался на головном танке, спрятался за башней и кричал нам что-то вроде: «За танком я неуязвим!» Танки остановились в линию и стали вести ответный огонь по немецким орудиям, медленно пятились назад, а потом развернулись кормой к немцам и быстро ушли на исходные позиции. В этот момент Муханбетов остался совершенно неприкрытым от огня и был убит пулеметной очередью. Остатки роты автоматчиков отползли назад, а вечером нас послали вытаскивать с поля боя раненых и тела убитых. Труп Муханбетова мы не нашли, видимо, его тело утащили немцы, и комполка из-за этого сильно сокрушался, в планшетке убитого ротного находилась карта с оперативной обстановкой. Вместо Муханбетова ротным назначили лейтенанта Митрохина, а меня поставили командовать взводом. Утром нас снова послали атаковать рощу, но никто не вел по нам огонь, немцы ночью покинули позиции и начали отход. Это была их новая тактика, весь день они сдерживали натиск, ночью отступали и меняли позиции, оставляя за собой пулеметные заслоны. Мы наступали вперед, и когда были взяты Орел и Белгород, то мне на сердце стало легче, что не зря погибло столько наших ребят, мы отбили у немцев свою землю.

На подходе к Харькову, у села Казачья Лопань, нас посадили десантом на танки «Т-34» и отправили в рейд по немецким тылам. Здесь мы за все немцам отомстили. Дорога на Харьков была пробита. В Харьков мы заходили со стороны Сумского проспекта и до самой железнодорожной станции продвигались с боем, ведя уличные схватки с остаточными группами немцев. На Холодной горе засели немецкие снайперы, по своей сути – смертники, мы у них были как на ладони, и отстреливались они до последнего. Моему взводу пришлось зачищать здание тюрьмы, и там мы ликвидировали четырех немецких снайперов… Идем дальше по городу, а навстречу местная женщина ведет за руку немецкого солдата. Мы ее спрашиваем: «Немца в плен взяли?» – «Нет. Этот немец – антифашист. Я его у себя долго прятала. Он дезертировал от немцев. Его родители – коммунисты, сидят в Германии в концлагере, и он дал себе слово, что если попадет на Восточный фронт, то воевать против русских не будет!» – «Мы его с собой взять не можем, сзади идет комендантский взвод штаба полка, туда вашего немца и передайте»…

Мы вышли на окраину города, переночевали в нескольких уцелевших домах, а утром снова пошли в бой. Перед нами была мелководная и неширокая речушка Харьковка, мосты через которую были взорваны, но преодолеть реку с ходу мы не могли, немцы вели по берегу очень сильный пулеметный и минометный огонь.

Мы все же перешли реку, развернулись в цепь и атаковали немецкие позиции. Метров через пятьдесят я почувствовал удар в спину, но не понял, что ранен, а потом закружилась голова, и я свалился на землю. Через несколько часов меня подобрали на поле боя санитары и отправили в харьковский полевой госпиталь, который уже развернулся в городе. Здесь мне сделали операцию, удалили осколок снаряда из-под левой лопатки.

В госпитале я пролежал с конца августа до 15 октября. Меня выписали вместе с другими в батальон для выздоравливающих, находившийся в Харькове, но там мы не пробыли и одного дня. Сразу была сформирована небольшая маршевая рота, и почему-то мне приказали вести ее к фронту. Мне дали список бойцов, сопроводительные документы на каждого, и указали район, куда я должен прибыть, в армейский запасной полк, где собираются части, предназначенные на пополнение нашей 69-й армии.