Разведка и шпионаж. Вехи тайной войны

В 1972 году Георгий Георгиевич Рогозин поступил в аспирантуру Высшей школы КГБ СССР на спецкафедру № 1, начальником которой был Владимир Иванович Масленников, руководитель диссертации моего отца. К тому времени папа уже защитил диссертацию, которая называлась «Моделирование агентурной деятельности противника (по материалам деятельности английской разведки на территории СССР)» и произвела эффект разорвавшейся бомбы. Как считает он сам, большой удачей было то, что научным консультантом его диссертации был утверждён генерал-майор Алексей Михайлович Горбатенко, в то время консультант Юрия Владимировича Андропова по контрразведке: «Горбатенко А.М. обеспечил мне небывалый до этого доступ к архивным и текущим материалам по теме диссертации. Мне разрешалось просматривать практически все архивные дела на агентов и разведчиков английской разведки, разоблаченных за все годы советской власти. Горбатенко А.М. приглашал меня к себе в кабинет, когда там обсуждались весьма специфические оперативные вопросы». На некоторых из таких совещаний, как мне рассказывал отец, присутствовал Ким Филби, который к своим уникальным наградам добавил знак «Почётный сотрудник госбезопасности». Безусловно, он консультировал отца и по некоторым вопросам, связанным с его диссертацией — кто мог лучше знать о деятельности английской разведки, как не один из её руководителей?

Диссертационная работа Ведяева Юрия Андреевича была доложена лично Председателю КГБ при СМ СССР Юрию Владимировичу Андропову, который, полистав доклад, сказал: «Думаю, это нужно передать во Второй Главк товарищу Цинёву для ознакомления и возможного использования».

«Георгий Карпович был в военной форме, — пишет отец. — Встретил меня с улыбкой, жёстко пожал руку, пригласил сесть и без лишних слов сказал: “Я ознакомился с вашим докладом. Интересно. Хочу, чтобы вы провели по содержанию своего доклада чекистскую учёбу часа на полтора-два с генералами Второго Главка в моём кабинете”. Взял календарь и наметил дату. Это была моя первая встреча с Г.К. Цинёвым. Предложение было неожиданным не только для меня, но и для руководства школы. Такого характера предложения в ВШ КГБ никто не только из аспирантов, но и преподавателей до этого не получал».

«В назначенное время я прибыл в кабинет Цинёва, — продолжает отец. — За длинным столом уже сидело восемь генералов, в том числе Евдокушин, Титов и Бояров. Из всех только один был в штатской одежде. Руководил беседой Г.К. Цинёв. Он представил меня, сказав, что все присутствующие готовы внимательно выслушать и постараются использовать всё полезное в своей работе. Он подчеркнул, что вопрос для них, несомненно, актуален.

Перед беседой подали кофе. Георгий Карпович сказал, обращаясь ко мне: “Чувствуйте себя среди нас свободно, так как в данном вопросе вы разбираетесь больше, чем мы. Пейте кофе и говорите”.

Такое доброжелательное, демократическое отношение ко мне способствовало тому, что я спокойно доложил все, что хотел. Только два раза Г.К. Цинёв останавливал меня для уточнения сказанного. По его указанию по ходу моего доклада присутствующие делали записи в своих тетрадях. Беседа продолжалась более двух часов. После того, как я закончил, Г.К. Цинёв попросил генералов, чтобы они не считали для себя неудобным задавать вопросы старшему лейтенанту. Вопросов было много, задавал вопросы и Г.К. Цинёв.

Эта ответственнейшая в моей жизни встреча завершилась для меня благополучно. По завершении беседы генерал-полковник Георгий Карпович Цинёв от имени всех присутствующих поблагодарил меня и сказал, что все сидящие здесь окажут мне любую помощь в организации дальнейшего исследования. После этой встречи мне был открыт еще более широкий доступ к необходимым материалам. Вскоре был решён весьма непростой вопрос моей московской прописки и с получением квартиры. В 1970 году я и моя семья стали жителями Москвы».

На новоселье у нас дома среди других гостей был папин руководитель почётный сотрудник госбезопасности Владимир Иванович Масленников. В качестве подарка он принёс кофеварку. За внешнее сходство с шефом РСХА Кальтенбруннером его называли «Кальтер». Это был внешне суровый, но на самом деле добрый и отзывчивый человек. В 1953 году Владимир Иванович был начальником отдела контрразведки Кремля. Он был арестован по сфабрикованному «делу кремлёвских врачей» и приговорен к расстрелу. Несколько месяцев он провел в камере смертников, после чего его освободили и наградили орденом. Поднимая тост, Владимир Иванович отметил, что увидел в моём отце то, что совпадало с его представлением о науке контрразведки будущего. К сожалению, Владимир Иванович Масленников трагически погиб в 1972 году на 62‑м году жизни во время шторма на Ладожском озере.