Разведка и шпионаж. Вехи тайной войны

Как раз незадолго до этого в аспирантуру к Масленникову поступил Георгий Георгиевич Рогозин, и в последующие годы они поддерживали с папой тесную дружбу, поскольку после защиты диссертации Рогозин был оставлен в Высшей школе преподавателем на спецкафедре № 3 (военная контрразведка).

В 1978 году Георгий Георгиевич перешёл в Оперативно-аналитическую службу 3‑го управления (военная контрразведка) КГБ СССР, в 1980–1983 годах работал старшим научным сотрудником НИИ «Прогноз» (НИИ КГБ), затем старшим оперуполномоченным информационно-аналитического отдела Управления КГБ СССР по Приморскому краю во Владивостоке, где носил форму капитана 2‑го ранга, с 1985 года был старшим оперуполномоченным Управления «А» (аналитического) Второго Главка (контрразведка) КГБ СССР, затем заместителем начальника одного из отделов Второго Главка КГБ СССР и в 1988 году был назначен учёным консультантом 1‑го отдела Института проблем безопасности (НИИ КГБ), снова вместе с моим отцом, который был заместителем начальника НИИ КГБ.

Когда Георгий Георгиевич шагнул в Службу безопасности Президента (СБП) России, став первым заместителем начальника СБП, связывать его с именем Распутина было бы некорректно хотя бы потому, что в окружении Ельцина уже был один Распутин — это Валентин Юмашев, на тот момент близкий друг дочери Ельцина, Татьяны Дьяченко, советник Ельцина по вопросам взаимодействия со средствами массовой информации, а с 1997 года — руководитель Администрации Президента.

Началась эта история в конце августа 1973 года, когда я решил зайти в школу узнать расписание уроков, а заодно и посмотреть списки — в 9‑й класс брали не всех, после весенних экзаменов многие отсеялись. Кто-то ушёл в техникум, а Гена Крысин, например, в школу олимпийского резерва на метро «Октябрьской». Через три года, в 1976 году, он станет серебряным призёром Олимпийских игр в Монреале по спортивной гимнастике — и это при том, что он раньше других, ещё в 6‑м классе, начал курить и носил очки.

На школьном дворе, как всегда, было много раменской шпаны — местных аборигенов, живших не в новостройках по улицам Столетова и Винницкая, а в старых трущобах, состоявших из деревенских домов и бараков, оставшихся от строителей МГУ на Ленгорах. Я сразу увидел Серёжку Гребнева, моего друга и соседа по парте, который был местным, знал всех «раменских» авторитетов и «королей», был прекрасно сложен и великолепно дрался, хотя не стремился жить «по понятиям» и явно выделялся среди раменской шпаны своим интеллектом. Замечу, что «раменские» были серьёзной силой и фактически явились предтечей «солнцевской» группировки.

Пожав руку Серёге и обменявшись приветствиями со стоявшими чуть поодаль ещё несколькими одноклассниками, в том числе Вовиком Самарёвым и Витьком Афониным, тоже очень жёсткими «пацанами», я потянулся за сигаретами — и в этот момент почувствовал на себе чей-то взгляд. Это не был обычный взгляд, так как я почти физически ощутил его на себе. Резко повернувшись, я увидел, что к нам приближается незнакомый чувак — невысокого роста, мягкотелый, в джинсах, с длинными лоснящимися волосами и бакенбардами до самого подбородка. Но главное, что меня поразило — это глаза. Глубоко посаженные, тёмно-синие и очень пристальные, они как бы впивались в тебя и проникали до печёнок. Чувак явно не был «пацаном» — да и на русского не слишком смахивал. В какой-то момент взгляд его потемнел, — и в тот же миг я почувствовал невероятное облегчение, какую-то симпатию к этому странному чуваку в вельветовых джинсах. Возможно, это был взгляд Григория Распутина и других жителей земли, соединяющих незримой нитью московский район Раменки с сибирской или уральской деревней Покровское.

В принципе, по понятиям местной шпаны, подобное появление среди местных не должно было сулить чужаку ничего хорошего — его могли просто отвести за угол и популярно объяснить, «с чего начинается Родина». Однако, к моему удивлению, Вовик и Витёк, а также подошедшие Маркиз и Картоня заулыбались и дружески похлопали хиппаря по плечу:

— А, Валя, привет!

Как выяснилось, моего нового одноклассника звали Валя Юмашев. Он жил вместе со своей мамой в Переделкино и каким-то образом оказался в нашей школе. Мы с ним сразу подружились на почве Beatles и Rolling Stones, сидели за соседними партами и уже через несколько дней в Матвеевском овраге он показал мне конверт, на котором было написано: «Для Вали. Чуковская». Тогда я ещё не знал, что в доме Лидии Чуковской жил опальный Солженицын…