Разведывательная служба Третьего рейха. Секретные операции нацистской внешней разведки

Затем в телефонной трубке зазвучали резаные фразы Лютера на берлинском сленге: «Должен вам сказать, дружище, ваш шеф — настоящий мужик, с таким можно поговорить. Знаете, вчера вечером мы с ним действительно поладили. Мой босс может теперь заткнуться на мой счет». И так он говорил некоторое время, пока я в конце не предложил, чтобы он зашел к Гиммлеру на следующий день, чтобы мы могли поговорить.

Когда мы встретились, я как следует отчитал его и предупредил, что Гиммлер — человек с чрезвычайно сложным и изменчивым характером, которому нужно время на принятие трудных решений. Я также настаивал на том, чтобы Лютер не предпринимал никаких действий против Риббентропа, не сказав мне, чтобы я имел возможность заранее полностью обсудить их с Гиммлером. Лютер торжественно пообещал мне, что так и будет делать.

Затем в один из январских дней 1943 г. ко мне пришел один из его помощников в состоянии сильного волнения и сказал, что Лютер собрал досье на Риббентропа, в котором содержатся отчеты о его личном поведении, изложены серьезные сомнения относительно его психического здоровья и указано, что он, очевидно, не способен продолжать выполнять обязанности министра иностранных дел. Уверенный в поддержке Гиммлера и моей поддержке, он разослал все это в различные правительственные департаменты в надежде добиться отставки Риббентропа. Все вовлеченные в это люди ждут, когда Гиммлер даст отмашку, прежде чем действовать. Поэтому Лютер хочет, чтобы я убедил Гиммлера безотлагательно начать атаку со своей стороны, и просит меня немедленно устроить ему встречу с Гиммлером.

Мне нужно было быстро обдумать сложившееся положение: Лютер начал действовать, нарушив нашу договоренность. Я был вовсе не уверен, в достаточной ли мере Гиммлер восстановил и укрепил свое положение при Гитлере, чтобы иметь возможность начать такое решительное наступление на Риббентропа. Однако в целом я приветствовал этот шаг Лютера, хотя было бы неразумно преждевременно компрометировать себя. Я сказал, что все будет зависеть от одобрения Гиммлера, которым я пообещал постараться заручиться в тот же день.

Этот разговор произошел днем, и лишь вечером я позвонил Гиммлеру, который велел мне немедленно приехать к нему. К сожалению, я должен был прежде всего обсудить с ним некоторые срочные служебные вопросы, что заняло много времени, потому что он не мог принять решение. Я не знал, что в тот вечер он должен был присутствовать на официальной встрече, но заметил, что, пока я рассказывал ему о том, что сделал Лютер, его нервозность и нетерпение возрастали, а вскоре к нам заглянул обергруппенфюрер СС Вольф, чтобы предупредить его быть готовым ехать.

Мне нужно было действовать быстро, и, как только Вольф вышел, я начал настаивать, чтобы Гиммлер предпринял немедленные действия в поддержку Лютера. Но он колебался, вилял, и, когда он уже был готов сказать «да», снова появился обергруппенфюрер Вольф с шинелью Гиммлера в руках. Гиммлер встал, в нескольких словах обрисовал ему ситуацию, а затем сказал, что больше прозвучало как вопрос: «Это, я полагаю, уладит…»

В этот драматический момент Вольф, который всегда с презрением относился к Лютеру, вмешался в разговор: «Но, господин рейхсфюрер, вы не можете позволить, чтобы обергруппенфюрера СС Иоахима фон Риббентропа, одного из высших руководителей нашей организации, вышиб вон этот негодяй Лютер. Это было бы серьезным нарушением ее правил. Я уверен, вы никогда не получите на это согласия Гитлера».

Внезапно к Гиммлеру вернулась вся его прежняя неприязнь к Лютеру. Я прекрасно знал, что если сейчас он бросит Лютера из соображений соблюдения этикета СС, то его судьба будет решена. И поэтому мне пришло в голову, что в настоящий момент, возможно, будет благоразумнее отступить и вернуться к этому вопросу при более благоприятных обстоятельствах. Похоже, гибель Лютера была предопределена. Нервное беспокойство охватило Гиммлера, и он забормотал: «Да, да, Вульфи, ты прав». Я прервал его: «Господин рейхсфюрер, я должен просить вас не принимать поспешного решения в этом деле. Оно слишком сложное, а его последствия — далекоидущие».

Было невозможно угадать, что происходило в голове у Гиммлера в тот момент. Думаю, он пытался оценить свое нынешнее положение при Гитлере и решить, на какой риск он может пойти. Я чувствовал, что решение склоняется не в мою пользу, но он ушел, так и не приняв его.

Я был разочарован и пребывал в растерянности — что делать дальше. Я хотел бы, чтобы в тот вечер у нас с Гиммлером состоялся еще один разговор, но, зная его установившиеся привычки, я понимал, что неразумно будет даже и пытаться. Я мысленно перебрал тысячу возможностей, но так и не смог найти выход. В полночь мои размышления прервал телефонный звонок.