Я показал фотоснимки R-17. Она коротко взглянула на них и сказала: «Да, это он». Она пристально смотрела на меня с выражением, которое меня встревожило. Ее глубоко посаженные глаза сверкали над широкими славянскими скулами, зубы были обнажены, а все ее лицо выражало беспредельную ненависть.
Я холодно сказал ей: «На этом, моя дорогая R-17, ваша связь с делом Фитингофов закончилась. В будущем оно не будет представлять для вас никакого интереса. Это приказ. Если вы его ослушаетесь, я буду вынужден расторгнуть наши рабочие отношения. А после полученной вами подготовки вы знаете, что это будет означать».
Она помолчала, а затем тихо сказала: «Я буду послушно выполнять свою работу и повиноваться вашим приказам, что бы ни случилось».
Я всегда уважал эту женщину за ее мужество. Она ни разу не нарушила свое обещание, работала на нас в России до 1945 г. и оставалась на своем посту, даже когда стало ясно, что мы проиграли, до самого конца, прекрасно сознавая, что ее ждет. Я не знаю, что с ней стало.
Теперь, когда мы вышли на след братьев Фитингоф, началось преследование. Конечно, мы не могли сразу же начать слежку за младшим братом, а должны были подождать, когда он придет в посольство во второй раз. Это произошло пять дней спустя. Специально обученные люди без труда шли за ним по пятам, и след привел их к дешевой трехкомнатной меблированной квартире, где жили все трое Фитингофов. Они поменяли имена и получили новые паспорта. У старшего брата было имя Эгон Альтман, и он уже не был женат. Имя младшего брата было Вильгельм Оберрайтер, а женщины — Мария Шульце.
Я был горд нашими достижениями, хотя, конечно, удача сыграла здесь свою роль. Позднее случайно мы выяснили, что незадолго до того, как мы увидели младшего брата, он получил приказ не ходить снова в посольство ни при каких обстоятельствах, и мы взяли его след во время его последнего визита.
Теперь началась старая игра по затягиванию сети. Мы заметили, что, несмотря на внешнюю бедность, эти трое жили очень хорошо. И хотя Мария Шульце жила тихо и редко выходила из квартиры, своим двум мужчинам она обеспечивала все самое лучшее: плата за квартиру всегда вносилась вовремя, а все соседи тепло и с похвалой отзывались о бедных беженцах с Востока, которые столь энергично работают, чтобы построить себе новую жизнь. Двое братьев работали представителями фирмы, которая поставляла оборудование в гостиницы и рестораны. Оба они много разъезжали, но их оборот был невелик, а их доход — очевидно, слишком мал, чтобы обеспечить им их нынешний образ жизни, и поэтому они должны были получать финансирование из других источников.
Мы обнаружили, что братья ведут какие-то дела с агентами по продаже недвижимости, и здесь, похоже, что-то назревало с одной фирмой, представителя которой они угощали обедом. Проведя его тщательную проверку, мы решили сделать его нашим доверенным лицом. Он оказался заслуживающим доверия человеком и был благодарен нам за то, что мы предупредили его об этих клиентах. От него мы узнали, что старший брат Эгон Альтман сказал ему, что он беженец, которому повезло: шесть месяцев назад ему досталось большое наследство. Он хотел вложить деньги в недвижимость, которая обеспечила бы ему приличный доход, и заинтересовался приобретением небольшого отеля предпочтительно в окрестностях одной из крупных железнодорожных станций города — например, Штеттинского или Силезского вокзалов. Они уже успели обсудить одно конкретное место, за которое следовало заплатить наличными двести тысяч марок, а еще триста тысяч в качестве закладной. Ремонт и перестройку должен был делать покупатель. Русская разведка не поскупилась в этом деле.
Однако производить арест было еще слишком рано. Мы все еще понятия не имели о намерениях русских. Они продвигались вперед медленно и очень осторожно, и на протяжении двух недель ничего не происходило. Потом однажды вечером ближе к полуночи мне позвонил командир группы наружного наблюдения. Он доложил, что Мария Шульце получила в тот день письмо. «Его принес маленький мальчик, к которому подошел незнакомец около дома, дал ему немножко денег и попросил доставить письмо адресату. Сам мальчик не вызывает никаких подозрений. После получения письма Мария ушла из дома — это было в девять часов вечера — и взяла такси. Одна из наших машин последовала за ней».
Я попросил немедленно доложить, как только будут какие-то новости. Через двадцать минут мне перезвонили.