Развеянные чары

Сюжеты повестей, как правило, незамысловаты, но обращает на себя внимание актуализация нескольких тем, в частности темы судебной ошибки. Сама по себе тема неправедного суда была весьма существенна для средневековых горожан. Недавние выходцы из деревни, промышлявшие в городе ремеслом или мелочной торговлей, они бывали, как правило, не шибко грамотными, не слишком сведущими в законах и в случае какого-нибудь конфликта оказывались полностью зависимыми от судьи, который, не церемонясь, решал дело и в детали не вдавался. Ощущение собственной беззащитности приучало горожан к осмотрительности (в произведениях разных эпох мы встречаем описания бед и несчастий, которые грозят тому, кто осмеливается, к примеру, необдуманно шутить), поэтому и рассказчик не устает напоминать читателям о недопустимости опрометчивых поступков: «мир полон опасностей», «в погоне за выгодой… людей повсюду ждет беда», наконец: «Не зря древние люди говорили: „Каждый хмурый взгляд и каждая улыбка имеют смысл“, поэтому, когда хмуришься или смеешься, помни, что это надо делать с оглядкой».

Неслучайно для средневекового горожанина весьма важной оказалась и тема возмездия, воздаяния. Ведь он жил в мире, полном опасностей: торговца поджидало разорение, не был уверен в будущем ремесленник, всех подстерегали болезни, лихоимство чиновников, наконец стихийные бедствия. И единственной, по существу, опорой в жизни для городского обывателя оставалась надежда на воздаяние – в земном ли мире (хорошо бы злодей-обидчик прямо на наших глазах понес примерное наказание!) или в другой, загробной жизни. Потому такой прочной была вера в чудеса, и эту веру умело поддерживали в людях буддийские и даосские монахи.

Не меньшей популярностью, чем народная повесть хуабэнь, пользовались в сунское время и классические новеллы, продолжавшие традиции танской прозы. Конечно, новеллы не предназначались для исполнения на городских площадях – это была письменная проза, адресованная образованным читателям: язык новеллы не столь «темен», как язык эссеистики, или прозы древнего стиля гувэнь (тоже, кстати сказать, процветавшей в эпоху Сун; сунские литераторы глубоко чтили танского Хань Юя, почитали его эссе образцовыми), но на слух он понятен плохо, да и многочисленные цитаты, намеки – словом, все, что свойственно письменной литературе, – требуют внимания и недюжинной образованности.

Новеллы сочиняли чиновники, читателями их были чиновники, и героями новелл тоже, как правило, выступали чиновники. В этом единстве нет ничего случайного, оно только указывает на исключительную элитарность средневековой письменной словесности, которая и создавалась, и потреблялась сравнительно тонкой прослойкой носителей культуры. Тематика сунских новелл отражает интересы именно этого слоя служилой элиты; как и в танское время, нередки новеллы с историческим сюжетом, причем длительность традиции письменной прозы уже позволяет сопоставить, как известный сюжет воплощается в произведениях разных, порой далеких друг от друга исторических эпох.

На современников и потомков огромное впечатление произвела история Ян Гуйфэй, знаменитой наложницы танского государя Сюань-цзина. Любовь к ней императора, трагическая гибель наложницы волновали современников и неоднократно становились темой художественных произведений – достаточно назвать имена величайших танских поэтов Ду Фу и Бо Цзюйи, танских новеллистов Цзао Е и Чэнь Хуна. Бо Цзюйи в своей поэме претворил историю о любви и гибели императорской наложницы в пронзительные лирические строки; он никого не осуждает, только сочувствует. Другие авторы позволяли себе разве что мягкие увещевания.

Время поменяло моральную оценку: в сунской новелле взят бескомпромиссный морализаторский тон, непреклонный, ригористичный. Совершенно в духе конфуцианской морали выносит сунский новеллист свой приговор: «Правила поведения призваны провести границу меж благородными и подлыми, внести порядок в дела семьи и государства. Если государь не исполняет своих обязанностей владыки, как может он управлять государством? Если отец не исполняет своих обязанностей родителя, как может он поддерживать порядок в своем доме? Достаточно одной-единственной ошибки, чтобы погубить все… Я составил это частное жизнеописание Ян Гуйфэй не только ради того, чтобы рассказать ее историю, но и чтобы охранить трон от несчастий и бед».

Заключительные слова могут восприниматься как девиз новеллы эпохи Сун. Конечно, писатели в силах только увещевать и предостерегать, но повелители редко прислушиваются к их правдивым речам. Династия Сун рухнула под ударами завоевателей-чужеземцев, и последние ее правители сполна явили миру безволие, слабость, на столетия отдав страну во власть захватчикам.

Во время господства иноземной династии Юань в литературе ведущим жанром сделалась драматургия, а проза, хотя и продолжала существовать, по-настоящему расцвела уже в следующую историческую эпоху, когда Китаем вновь правила национальная династия Мин (1368–1644).