Разворот на восток

– Уже в течение завтрашнего, максимум послезавтрашнего дня, – сказал он, – конечные рубежи операции будут достигнуты в течении одного-двух дней. Сегодня войска 36-й армии вошли в Цицикар, в течение завтрашних суток наши танки и мотопехота будут в Чаньчуне, а послезавтра в Гирине и Мукдене. Еще немного – и первая фаза операции будет завершена в намеченные сроки и при потерях даже меньше запланированных.

– Потери меньше плановых – это хорошо, товарищ Антонов, – хмыкнул Сталин, – но скажите нам, что по поводу завершения операции думает противник? Наверняка у него на этот счет имеется свое мнение.

– Противник по этому поводу может думать все что ему угодно, – парировал генерал Антонов, – все равно никаких валентных резервов, способных переломить сложившееся положение, у него не имеется. В ненаучную фантастику превратилось даже отступление остатков Маньчжурской армии в Корею, которое раньше рассматривалось японскими штабистами как вполне вероятный шаг при поражении в маньчжурской кампании. Некуда теперь отступать, да и некому.

Вождь переглянулся с Лаврентием Берия и Ниной Антоновой, после чего с некоторой иронией в голосе спросил:

– И что, неужели все уже кончилось, товарищ Антонов? Мы уже победили, враг бежит или сдается в плен?

– Да нет, товарищ Сталин, – покачал головой генерал, – закончилось еще далеко не все, а только лишь Маньчжурская наступательная операция. Для полного завершения задуманного необходимо высадить десанты на Японских островах, разгромить остаток японских вооруженных сил и поднять над разбитым вдребезги Токио флаг нашей победы. Или, в крайнем случае, сделать так чтобы японский микадо Хирохито сам издал указ о безоговорочной капитуляции и вышел к нашим войскам с повинной головой. А он этого делать пока не спешит.

– Это очень хорошо, товарищ Антонов, что вы не пытаетесь забегать вперед, – хмыкнул Сталин, – а то могло как-то несерьезно получиться. Тем более что японцы, судя по вашим же докладам, хоть и отступают куда глаза глядят, но сдаваться в плен нашим войскам пока особо не торопятся.

– Чтобы они начали сдаваться в плен, необходим указ микадо о капитуляции, – сказала комиссар третьего ранга Антонова, – а он пока думает, дошло японское общество до необходимой грани отчаяния или еще нет.

– Так что же нам теперь, вместо американцев атомные бомбы сбросить на Хиросиму и Нагасаки, превратив их в радиоактивную труху? – деланно рассердился Сталин. – Или их микадо хочет, чтобы мы всей массой авиации, высвободившейся от боевых действий в Маньчжурии, начали совершать массированные налеты зажигательными бомбами на японские города, построенные из бамбуковых реек и рисовой бумаги? Или для того, чтобы принудить Японию к капитуляции, нам надо вдребезги разбомбить дворец самого микадо и убить его и всех его близких? Может, тогда японское общество дойдет до необходимой грани отчаяния?

– Нет, товарищ Сталин, – покачала головой Антонова, – ничего подобного делать не стоит, по крайней мере, в данный момент. Мы не совершали массовых убийств мирного населения, когда воевали с Германией, не стоит нам этого делать и сейчас. Конечные рубежи нашего наступления еще не достигнуты, и чтобы выполнить все задачи первого этапа войны, потребуется не один-два дня, а как минимум неделя. Потом следует произвести перегруппировку и подготовку к десантной операции, на что уйдет никак не меньше двух недель, – и только в том случае, если к концу первой декады марта микадо не придет к определенному решению, нам придется поторопить его какими-нибудь радикальными методами. У меня, как и у большинства советских граждан, тоже нет никакого желания устраивать убийство японской нации, штурмуя их острова, но я готова принять такой исход, если нас к нему вынудят.

– Если японские солдаты не хотят сдаваться в плен, – добавил Берия, протирая стекла пенсне, – то их следует уничтожить и не морочить себе голову излишним гуманизмом.

– Ну хорошо, – немного успокоился Сталин, – пусть будет так. Армия должна делать свое дело, а мы, политики, свое. Если все идет по плану, то не стоит его менять и торопиться забежать вперед. Есть мнение, что вопросы радикального принуждения японской нации к миру мы должны обсуждать только в тот момент, когда в этом возникнет насущная необходимость. На этом все; вы, товарищ Антонов, можете быть свободным, а вот товарища Берию и товарища Антонову я пока попрошу задержаться.

Пять минут спустя, там же.

Когда за начальником генерального штаба закрылась дверь, Сталин прошелся туда-сюда по кабинету, хмыкнул в усы и сказал:

– Товарищи, скажите, а не пора ли нам вплотную заняться так называемым императором Пу И, а также руководством, не побоюсь этого слова, одиозного «отряда 731»? Не думаю, что эти господа станут спокойно дожидаться прибытия наших танкистов, а не попытаются замести следы и пуститься в бега.

Берия и Антонова переглянулись, пришелица из будущего чуть заметно кивнула, после чего Берия не спеша произнес: