Развращённые

— Да, и именно поэтому Доган относиться к ней так жестоко. Он не может — пока не может — принять тот факт, что навсегда связан с земной женщиной без роду, без племени. У него статус, Возница. Ты должна понимать, с точки зрения Марлен, Доган — чудовище, но я — из того самого теста, что и он, и я понимаю, почему он так себя ведет. Догану столетиями вбивали в голову правила чистоты крови и прочую чушь. И то, что он оказался привлечен к земной девушке — для нашего вида это уродство, это показатель деградации. Но мне плевать, что думают другие. Я знаю, что Марлен и Доган могут быть счастливы! Но они должны пройти через эти испытания! Иначе — никак!

Вира откинулась на спинку кресла. Муха запуталась в ловушке, Возница сдалась.

— Я найду способ открыть ему глаза, — сказала Вира уверенно. — Марлен найдет. Если она была выбрана ему в пару, значит, кто-то где-то решил, что они подходят друг другу. Игра стоит свеч, Воз, потому что если ей удастся его приручить — он ей добровольно отдаст Мыслите.

— У нас уже есть поддержка Гнезда, — напомнила Возница, но теперь она немного присмирела. Мысль о том, что её дочь может занять приличествующее ей по рождению место, приятно грела сердце.

— Мало! — емко ответила Вира.

— Тебе всегда мало!

— Да, — не стала спорить ящеррица. — Мне всегда мало.

Глава девятая: встреча при свечах

Марлен потребовала к восьми часам накрыть в её комнате стол, принести несколько свечей (так Вира советовала, чтоб именно настоящие свечи), и даже залезла к себе в гардеробную и выбрала на вечер прилично-неприличное платье. Прихорошилась к приходу Догана. Раньше её другие наряжали, а тут, впервые, самой захотелось, по собственной инициативе.

В восемь пятнадцать она почти соблазнилась на бокал вина — облегчить нервишки. Доган опаздывал.

Решила — не надо алкоголя, еще подождет. Сделала себе чаю, распустила волосы, но надежда, что он придет, почти растворилась в вечернем сумраке.

В восемь тридцать она таки откупорила бутылку, и плеснула на донышко вина. Потушила верхний, самый яркий свет. Усмехнулась бокалу: ну ничего, мы еще поборемся. Лисицы — они живучие, так просто не сдаются.

Именно тогда-то пропищала сигнализация, а следом открылась дверь: Доган пришел.

Лисица подорвалась с места и мигом включила свет. Стало светлее.

— Здравствуйте, Доган.

Ящерр ничего не ответил — молча прошествовал к накрытому столу. Наверное, уже по привычке, вид гонщицы вызывал у него недовольство.

Марлен начала копошиться, отрегулировала искусственный свет, и зажгла свечи: одна на подоконнике, две на тумбочке, еще две журнальном столике. Последние две стояли на столе. Когда Марлен зажигала ближе стоящую к Догану свечу, судья цапнул её за руку:

— И что это ты удумала?

— Простите?

— Зачем меня позвала? Свечи где достала?

— Мне принесли, — прошептала Марлен. — Я попросила — и мне принесли.

Марлен выдохнула. Постаралась успокоиться.

— Пожалуйста, отпустите мою руку, — попросила лисица спокойно. — Мне больно.

Ящерр нехотя послушался. Марлен села на свое место.

— Поговорить я с вами хотела.

— О чем? — с насмешкой.

— О вашем ко мне отношении.

— И что с ним не так?

Хотелось сжаться в комочек. Залезть в норку. Спрятаться от его режущего колючего взгляда, от едкой насмешки.

— Если бы у вас была дочь. Не так, когда у вас будет дочь… представьте, что бы вы сделали с мужчиной, который бы так относился… к вашей дочери. Возможно, сестре, или любой другой женщине, дорогой вам.

И умолкла. Марлен была уверена — несмотря на её неуверенное бормотание, он понимает, о чем идет речь. Всё он прекрасно понимает.

— Я очень боюсь вашей ярости, господин Доган, — сказала Марлен, а сама аж съёжилась. Ей казалось, он в любой момент встанет и разобьет ей нос. — Но я физически не способна выдерживать те испытания, которым вы меня поддаете.

— И какие же испытания? — спросил он спустя мгновение. — Чем тебе так плохо? Тебя истязают, морят голодом?

Ей захотелось заплакать. Что, неужели не понимает?

— Вы мне запретили с друзьями общаться, а мне в одиночестве очень сложно, даже поговорить не в кем. К тому же, я участвую почти в каждой гонке на Млечной Арене… это тоже нелегко.

— Ты раньше не выражала протеста…

— Теперь выражаю, — ответила лисица поспешно. — Но не это самое сложное во всей этой ситуации…

— Что — самое сложное? — спросил мужчина с нажимом.

Признание

Небеса, как же лисице было страшно! Плевать на Виру, плевать на её обещания, на все её уверения. Страшно!

Но в одном лисица была полностью солидарна с Вирой: дальше так продолжаться не может. Она должна хотя бы попытаться что-то изменить.

Пересиливая собственную неуверенность, кончиком указательного пальца Марлен прикоснулась к кайме пустого бокала, что стоял перед ней на столе. Бокал прозвучал, прореагировал с её кожей.

— Вы будете вино? — спросила лисица у своего ящерра.

Повинуясь какому-то внутреннему инстинкту, Доган кивнул: да, буду.