Реактор. Черная быль

На следующий день мама Аня, не сказав никому ни слова, отправилась на Преображенку, где в адвокатской консультации встретилась с защитником Даниловым. В бытность Анны Яковлевны участковым врачом он, тогда еще совсем молодой человек, был ее пациентом. А потом на протяжении многих лет не раз обращался к Анне Яковлевне за медицинской помощью, почитая ее самым лучшим врачом на свете.

***

Даниловы, сколько веков хранили семейные предания, всегда врачевали. Если бы машина времени существовала и семью Даниловых можно было собрать вместе, из них вполне спокойно удалось бы укомплектовать поликлинику как минимум районного масштаба. Одного из этого медицинского клана, профессора-кардиолога Евгения Петровича Данилова, в начале двадцатого столетия революционным ветром занесло в Среднюю Азию.

Русские ученые Октябрьский переворот встретили настороженно, присягать революции на верность не торопились. Вождям было не до науки. Ленин строчил указы, Сталин воевал, Дзержинский боролся с беспризорниками и создавал структуру, которая потом еще много десятилетий наводила ужас на всю страну. Одним словом, нарождающейся советской власти было не до ученых. Их согнали в один эшелон и отправили с глаз долой, в ссылку – Среднюю Азию. Позднее, дабы хоть как-то облагородить этот массовый акт вандализма по отношению к лучшим научным умам России, советская идеология, беспринципная, но весьма проворная и изощренная, назвала ссылку «Ленинским эшелоном науки». Питерские и московские профессора, полагавшие, что без галстука из дома выйти также непристойно, как без штанов, потели под нещадным солнцем Ташкента и Самарканда, но создали-таки два университета и несколькоузкопрофильных вузов. Евгений Петрович Данилов был одним из основоположников Ташкентского медицинского института – ТашМИ.

Участь Жени Данилова была предрешена с детства – медицина. Ни о чем другом в их семье, собственно, и не говорили. Ночные тревоги в доме были явлением обыденным. Отца, кардиолога, и мать, акушера-гинеколога, вызывали по экстренным случаям в любое время суток, соседи при малейшей необходимости беспардонно являлись к ним в дом за лекарствами, полагая, что у докторов, как в аптеке, должны быть любые медикаменты.

В мединститут Женя Данилов поступил без всякого труда. Когда пришло время определяться в специализации, к вящей гордости отца выбрал кардиологию. Петр Евгеньевич и втайне, и вслух гордился – сын пошел по его стопам. На самом деле отпрыску было просто лень задумываться над выбором, ему в те годы вообще было лень мозгами шевелить. Просто нравилось жить. Нравилось в жару сидеть в тенистом сквере и пить из сифона ледяную «колючую» воду, заедая ее пломбиром, нравилось ухаживать за красивыми девчонками и очень нравилось, что они отвечают ему взаимностью.

Годам к семнадцати у юного Данилова обнаружилось поразительное внешнее сходство с писателем Оноре де Бальзаком. Рассматривая его портрет, напечатанный в собрании сочинений французского классика, Евгений завел себе точно такие же тоненькие, в стрелочку, усики, отрастил длинные волнистые волосы и не поленился вместе с книжкой Бальзака прийти в парикмахерскую, дабы мастер сделал ему точно такую же прическу. С годами, когда Данилов повзрослел и располнел, это сходство с «основоположником реализма в европейской литературе», как написано в энциклопедии, стало еще более сильным.

Окончив институт, а затем и ординатуру, молодой врач-кардиолог решил попытать счастья в Москве. Отец решение сына одобрил. «Мои предки коренными москвичами были – пора, пора возвращаться к истокам. Вот, может, ты дорогу и проторишь», – наставлял Петр Евгеньевич сына.

Не ведавший жизненных невзгод, привыкший к радушному отношению со стороны окружающих, доктор Данилов с открытой улыбкой переступил порог кабинета заведующего отделением кардиологии одной из московских больниц.

– Та-а-к, – тянул завотделением. – Желаете, как я понимаю, работать у нас. И окончили вы… – Он запнулся, делая вид, что разыскивает в анкете нужную графу.

– Окончил я Ташкентский медицинский институт, – поспешил на помощь Евгений, попавшись на этот немудрящий крючок.

– Ах, Ташкентский, – разочарованно протянул доктор. – Так вы, стало быть, не врач, вы ветеринар.

Всегда не в меру вспыльчивый и обидчивый, Данилов поднялся, обошел стол, за которым сидел насмешник, взял со стола чернильницу и вылил содержимое тому на голову, после чего аккуратно промокнул лысый череп пресс-папье. Тщательно вымыв руки, он направился на выход, но подходя к проходной института, сообразил, что в кабинете остались все его документы – и паспорт, и диплом. Возвращаться, однако, было уже поздно. Из стоявшего близ проходной милицейского«газика» ему навстречу уже спешили два сержанта.

В отделении милиции лейтенант тщательно прочитал заявление, привстав, оглядел чернильное пятно на голове заявителя и строгим тоном спросил Данилова:

– Вы признаете, что вылили гражданину на лыс.. извините, на голову чернила? Тем более при исполнении им, как он сигнализирует, служебных обязанностей.