Реальная угроза

Хесус даже не предполагал нападения, только заметил, что к нему приблизилась коричневая фигура, как вдруг почувствовал удар в грудь, затем другой. Он опустил голову и увидел, что из раны бьет струя крови - с каждым ударом сердца она становилась все больше, затем коричневая рука нанесла третий удар - и рядом с двумя струями крови хлынула третья. Охваченный паникой, он попытался зажать рану рукой, чтобы остановить кровотечение, не подозревая, что от этого кровь поступает в перикардиальную сумку и смерть наступает от остановки сердца. Завалившись назад, он соскользнул по стене на пол и умер, даже не успев осознать почему.

Генри был сообразительнее брата и решил умертвить своего противника быстрее. Рамон сам облегчил ему задачу - заметив приближающуюся опасность, он отвернулся. Генри прижал его к выложенной плитками стене и вонзил заточку в висок, где, как он знал, кость была хрупкой и тонкой, как яичная скорлупа. Вонзив заточку, он пошевелил ею из стороны в сторону и вверх и вниз. Рамон забился, как рыба, пойманная на крючок, и через несколько секунд ослаб, безвольно опустился на пол, словно тряпичная кукла.

Каждый из братьев вложил оружие в руку жертве друг друга - беспокоиться об отпечатках пальцев в душе не приходилось, - затем они подтолкнули мертвые тела поближе одно к другому и вернулись в свои душевые отсеки, где принялись усердно намыливаться, чтобы смыть кровь, которая могла брызнуть на них. К этому времени все в душевой пришло в порядок. Двое заключенных, повздоривших из-за куска мыла, пожали руки, извинились перед охранником и продолжили утреннее омовение. В помещении по-прежнему клубился пар, и братья Паттерсон все еще тщательно мылись. Чистота особенно близка к благочестию, когда речь заходит о том, чтобы смыть улики. Через пять минут поток воды прекратился, и заключенные вышли из душевой,

Охранник снова пересчитал их (самое главное для тюремных охранников - это уметь считать) и обнаружил, что двух не хватает. Остальные восемнадцать принялись вытираться насухо, дурачась и хватая друг друга за зад, как это принято у заключенных в мужской среде. Охранник заглянул в душевую и собрался было выкрикнуть что-то по-испански - этот язык он освоил в школе, - как увидел на полу, под облаком пара, что-то похожее на лежащее тело.

- Черт побери! - Он повернулся и крикнул остальным охранникам, чтобы они вернулись. - Никому не двигаться! - завопил он, глядя на заключенных.

- В чем дело? - послышался чей-то голос.

- Эй, приятель, через час я должен быть в суде, - напомнил другой. Братья Паттерсон вытерли насухо тело, надели сандалии и спокойно ждали, что будет дальше. Другие на их месте обменялись бы удовлетворенными взглядами - ведь только что в присутствии охранника, стоявшего в пятнадцати футах, они совершили идеальное двойное убийство, но близнецам этого не требовалось. Каждый знал, о чем думает другой: свобода. Они сумели избавиться от обвинения в одном убийстве, совершив еще два. Братья знали, что полицейские выполнят данное ими слово. Тот лейтенант был справедливым полицейским, а справедливые полицейские держат слово.

Известие о смерти пиратов распространилось с такой быстротой, что ею могла бы гордиться любая служба новостей. Лейтенант сидел за своим столом и писал объяснительную записку, когда ему сообщили об этом. Он кивнул и продолжил унизительную работу, пытаясь объяснить, как преступники сумели проникнуть в его полицейский автомобиль и украсть дорогую рацию, кейс и, что хуже всего, ружье. Из-за последнего пришлось заполнять массу всяких бланков.

- Наверно, это Бог предупреждает тебя, что лучше оставаться дома и смотреть телевизор, - заметил другой лейтенант.

- Как тебе не стыдно, несчастный агностик, ты ведь знаешь, что я наконец решил... о-о, черт побери!

- Еще какие-нибудь неприятности?

- Дело Паттерсонов. В кейсе были заперты все пули, я забыл вынуть их. Они пропали! Дьюэйн, пропали все пули! Записи эксперта, фотографии, все!

- Прокурор будет в восторге, приятель. Этим ты выпустил братьев Паттерсон на свободу.

Но результат стоил этого, мог сказать, но промолчал лейтенант полиции.

Стюарт, сидя в своем кабинете в четырех кварталах от полицейского управления, положил телефонную трубку и вздохнул с облегчением. Ему следовало стыдиться этого чувства, разумеется, он знал это, однако на этот раз не мог заставить себя оплакивать бывших клиентов. Стюарт скорбел по системе, из-за которой они погибли, но не из-за их смерти. Жизнь Рамона и Хесуса, совершенно очевидно, никому не была на пользу.