ОТ:
Безусловно. Но здесь есть еще один эффект, который называется «кино». А что это такое? Это эффект снежного кома. Например, вы смотрите что-то, но не знаете, что это. Вы вне контекста, вы, может быть, даже не в состоянии понять. Помните, у Хармса есть такой прием, когда первый раз произносится шутка – никто не смеется, второй раз повторяется глупая шутка – немножко посмеялись, на четвертый, пятый раз все начинают гомерически хохотать. Это разбег, что ли, он необходим… Так вот, если это кино, тут начинает работать столько компонентов, но вы их не осознаете. Вы видите поверхность этого айсберга, верхушку, и начинаете реагировать. Но вы не понимаете, на что вы реагируете, потому что там, внизу, есть еще масса всего. А если бы этого не было, вам только показали бы то, что есть, вы бы просто не реагировали на увиденное. Это первое. И поэтому в вас идет накопление. Первый вариант накопления – это когда вы просто начинаете смотреть: сначала спокойно, потом вы вовлекаетесь, а потом уже в финале вы удивляетесь: «О!» А что именно вызвало это «О!»? Это эффект снежного кома, мы усилили его. Теперь второй вариант накопления. Вы посмотрели один раз, второй, третий… На пятый раз это уже нагружается смыслом. Почему один фильм выдерживает двадцать просмотров, а другой даже полтора не выдерживает? Или на одном уже становится скучно.Или ни одного не выдержали, уже через десять минут выключаете фильм, потому что там нет
Д.М.: Инстинкт.
О.Т.:
Совершенно верно. А бывают противоположные случаи, когда вы не можете смотреть, потому что уже через десять минут так загрузились, что у вас уже выключается и внимание, и понимание.Д.М.: Я четко понимаю, почему это происходит. Это может быть простейшая картинка, но если, предположим, эта самая картинка человеком тоже пережита в определенном возрасте, это уже зафиксировано в памяти и в восприятии. Увиденное тебе близко по духу. Мы же как сенсоры срабатываем в той или иной мере.
ОТ:
Совершенно верно. А есть еще, например, такая очень простая вещь. Вот сидит Авилов, допустим, а рядом – камера и все операторы. Сколько раз я наблюдал это в кино, в любом коллективе, в спортивной команде. Энергия – странная вещь, она через кого-то или через что-то приходит или не приходит. Сидят люди, вдруг заходит человек и начинает работать, как мотор такой, и все вдруг раз – и тоже завелись. И вот они завелись, он ушел, а камера это зафиксировала. Все. А потом вы смотрите картинку и думаете: «Что такое? Как это?» И вдруг вы тоже заводитесь. Энергия – вещь, которая фантастическим образом переходит от человека к человеку. Для нее неважно время, место: фильм снят сто пятьдесят миллионов лет тому назад, а вы сегодня воспринимаете его как реальность. Или наоборот: это вот, свеженькое, его только сделали, а там уже ничего нет, понимаете? Вот это загадочная вещь.Д.М.: Мне всегда интересно в кадре найти муху, которая куда-то ползет. И все время думается, что эта муха двадцать лет назад проползла, и, может быть, она и создала неповторимую атмосферу.
(О.Т.:
А в кино, в отличие от театра, есть еще замечательная вещь. Для меня театр, например, слишком просто устроен, а тут – раз, ребята, опа! И вот оно есть, запечатлено.Д.М.: Мне как раз не нравится в театре то, что он сиюминутен, он не запечатлен. А в кино запечатление происходит. В этом есть магия.
О.Т.:
В кино есть возможность сделать нечто такое, что потом начинает совершенно иную историю. И более того, бывают фильмы, музыка, еще что-то, которые по каким-то сложным параметрам, своим условиям живут. Они вдруг начинают бить энергетикой, потом как бы засыпают, потом опять начинают двигаться. То есть лет десять он жил, потом заснул лет на десять… И проснулся, и снова захватил внимание.Д.М.: Как живые организмы. Это происходит и с книгами. И с музыкой, с песнями.
О.Т.:
Почему Баха, например, на сто лет забыли? А через сто лет вдруг вспомнили: «Что это такое странное? Ого!» Вот это привлекательно. Да, в театре действуют другие законы. И мне понравилось кино именно тем, что я услышал созвучие с собственными ритмами.