Реаниматор культового кино

С.Ц.: Экономических причин в то время вообще не существовало. Это появилось в следующую волну эмиграции – в 90-е годы. В мое время экономической эмиграции не существовало. Конечно, были наивные люди которые думали, что работая режиссером можно заработать больше, чем на Родине. Такого одного я знал, не будем называть его имени. Но он быстро понял, что это не так, увидев, что самый известный тогда в Европе актер и продюсер Максимилиан Шелл ездит на «Фольксвагене», и сменил профессию. В СССР интеллектуальная элитарность совпадала с экономической, но во всем мире было по-другому, как и в сегодняшней России.

Д.М.: То есть твое решение было целиком идеологическим?

С.Ц.: Я был верным коммунистом в своей ранней юности. Я верил в коммунизм и прогресс, Дима! Но в один прекрасный день я проснулся. Я понял, что никакого социального прогресса не происходит, а это значит, что идея коммунизма неверна. И как только я это осознал, я понял, что больше в этой стране жить не хочу.

Д.М.: Израиль был единственным официальным каналом, чтобы покинуть Россию, если не считать захват самолета? Ты сразу мечтал попасть в Америку?

С.Ц.: Многие люди из моего круга рвались в Америку… Но я поехал в Израиль. Если бы не было Израиля, я бы выбрал любую европейскую страну. Потому что я был жертвой советской пропаганды, которая уверяла нас, что Америка страна чистогана, что искусство в США делать нельзя и все голливудские фильмы – продажные. И если я хочу делать кино, то нужно жить в Европе. Только прожив три года в Израиле, где я смотрел американское кино, и съездив в Америку, я в очередной раз понял, что все на самом деле совсем не так. Именно тогда началась европеизация Америки, которая происходит до сих пор. Недавний Оскар показал отсутствие старого голливудского шика и приверженность Америки европейскому духу.

Д.М.: Как проходила твоя адаптация на новой территории?

С.Ц.: Я в Израиле начал снимать через три месяца по приезде. И, как я уже говорил, первый же фильм («Жили-были русские в Иерусалиме») имел большой успех и в 1974 году получил приз на X Всемирном фестивале телевизионных фильмов в Голливуде. Впервые в истории Израиля. Я был и в России востребованным режиссером.

Д.М.: Неужели не было никаких проблем?

С.Ц.: Есть две проблемы с официальной эмиграцией. Одна – чисто техническая и решаема – эмигрантов всегда поддерживают различные организации, созданные для этого. А вот со второй проблемой – чисто внутренней – гораздо тяжелее справиться. Исследования показали, что первые годы на новой родине эмигрант психически болен и неадекватно воспринимает реальность. Как ребенок не понимает, как себя надо вести. И на то, чтобы это прошло, уходят три–четыре года. И тут люди делятся на тех, кто радостно хочет войти в новый мир и быстро всему учится, и на тех, кто держится за старое и кому все дается тяжело. И тогда для них это психическое расстройство не кончается.

Д.М.: Как советско-израильский кинематографист влился в нью-йоркскую богему?

С.Ц.: Проблемы у меня никакой не было. Технически я стал работать на «Радио Свобода», где все были русские и жили русской жизнью, не общаясь с американцами. У них все интересы оставались в России. Я там проработал с 1976 по 1981 г. Но я хотел войти в американскую жизнь, и получалось, что я живу двойной жизнью… Днем я жил русской жизнью, а вечером я попадал совсем в другую среду. Первая подруга в Израиле, когда мы с женой учили язык, у нас оказалась американка. И к ней мы и приехали в гости впервые в Сан-Франциско. И потом мы подружились с ее друзьями. Почти каждый интеллигентный американец, с которым мы знакомились, становился близким знакомым, от которого появлялись новые контакты. Никаких проблем с вхождением в американскую среду не было.

Д.М.: Чисто практически, что ты делал в первое время, переехав в Нью-Йорк?