Ребекка

One hand carried a gigantic bag, the kind that holds passports, engagement diaries, and bridge scores, while the other hand toyed with that inevitable lorgnette, the enemy to other people's privacy.	В одной руке - гигантский ридикюль, из тех, в которых держат паспорта, записные книжки-календари, куда заносятся встречи и приглашения, и листки с записями счета при игре в бридж, другая - поигрывает неизбежным лорнетом, от которого не укрывается никто и ничто.
She would make for her usual table in the corner of the restaurant, close to the window, and lifting her lorgnette to her small pig's eyes survey the scene to right and left of her, then she would let the lorgnette fall at length upon its black ribbon and utter a little exclamation of disgust:	Она подходит к "своему" столику в углу зала, возле окна, и, подняв лорнет к свинячьим глазкам, обозревает ресторан, затем опускает лорнет - он повисает на длинной черной ленте - и восклицает недовольно:
'Not a single well-known personality, I shall tell the management they must make a reduction on my bill.	"Ни одной известной фигуры. Я потребую у дирекции скидку.
What do they think I come here for?	Для чего, они думают, я сюда приезжаю?
To look at the page boys?'	Любоваться на мальчишек-рассыльных?"
And she would summon the waiter to her side, her voice sharp and staccato, cutting the air like a saw.	И пронзительным, отрывистым голосом, режущим слух, как пила, подзывает к себе официанта.
How different the little restaurant where we are today to that vast dining-room, ornate and ostentatious, the Hotel Cote d'Azur at Monte Carlo; and how different my present. companion, his steady, well-shaped hands peeling a mandarin in quiet, methodical fashion, looking up now and again from his task to smile at me, compared to Mrs Van Hopper, her fat, bejewelled fingers questing a plate heaped high with ravioli, her eyes darting suspiciously from her plate to mine for fear I should have made the better choice.	Как не похож ресторанчик, где мы теперь едим, на этот огромный, пышно и кричаще украшенный зал в отеле "Кот-д'Азюр"[2] в Монте-Карло, как не похож мой теперешний сотрапезник, который ровными, спокойными, методичными движениями красивых рук чистит мандарин, поднимая время от времени взгляд, чтобы улыбнуться мне, на миссис Ван-Хоппер, чьи жирные, унизанные золотыми кольцами пальцы роются в тарелке, где горой лежат ravioli,[3] а глазки быстро перебегают от ее тарелки к моей -вдруг я выбрала более вкусное блюдо.
She need not have disturbed herself, for the waiter, with the uncanny swiftness of his kind, had long sensed my position as inferior and subservient to hers, and had placed before me a plate of ham and tongue that somebody had sent back to the cold buffet half an hour before as badly carved.	Она могла не волноваться: официант, с присущей их племени проницательностью, давно уже догадался о моем зависимом положении и теперь поставил передо мной блюдо с холодным языком, которое кто-то отправил обратно в буфет, так как мясо было плохо нарезано.
Odd, that resentment of servants, and their obvious impatience.	Как странно, откуда эта злоба слуг, их неприкрытое раздражение?
I remember staying once with Mrs Van Hopper in a country house, and the maid never answered my timid bell, or brought up my shoes, and early morning tea, stone cold, was dumped outside my bedroom door.	Помню, я однажды гостила вместе с миссис Ван-Хоппер в загородном доме. Горничная никогда не отвечала на мой робкий звонок и не приносила вычищенных туфель, а утренний чай, холодный, как лед, проливала на пол за дверью в спальне.