Ребекка с фермы Солнечный Ручей

Тогда-то  для  ангелов,  вероятно,  пришла  наконец  минута  ничем   не  омраченной радости, ибо за то короткое время" что Эбнер шагал  от  сарая  до  дома, его совесть проснулась и обрела достаточно силы, чтобы терзать и жечь,  вызывать сожаления и побуждать к покаянию - делать  все  то  божественное  и  прекрасное, для чего она предназначена и  что  ей  так  долго  не  позволяли  делать.

Клара-Белла бесшумно двигалась по кухне, готовя  ужин  для  детей.  Она  покинула Риверборо в спешке, так как ухудшение в  состоянии  миссис  Симпсон  наступило неожиданно, но, с тех пор как  она  вернулась  домой,  ей  не  раз  вспоминался разговор с Ребеккой  о  кольце.  Купил  ли  его  мистер  Ладд  и  придумала ли Ребекка, как переправить кольцо в Акревиль? Но у нее  было  так  много самых разных забот, что в конце концов эта тема отошла в ее мыслях  на  задний план.

Стрелки часов продолжали свой бег, а Клара-Белла следила за тем,  чтобы  резкие голоса Илайджи и Илайши звучали потише, открывала и закрывала  дверцу  печки, чтобы взглянуть на хлеб, который пекла, давала  советы  Сюзан  насчет  еды и посуды и удивлялась, почему священник так долго остается у больной.

Наконец она услышала, как открылась и закрылась дверь, и  увидела,  как  старый священник вышел из дома, протирая свои очки, и сел в  повозку,  чтобы  вернуться в поселок.

За этим последовал новый период томительного  ожидания,  когда  в  доме  было тихо, как в могиле, но вскоре в кухню вошел отец, поздоровался с  Сюзан  и близнецами и сказал Кларе-Белле, ткнув большим пальцем в  сторону  комнаты  больной:

- Не ходи туда пока! Она совсем вымоталась и только что  задремала.  Я  поеду мимо бакалейной лавки и пришлю вам еды. Доктор собирался зайти сегодня  еще раз?

- Да, он должен скоро появиться, - ответила Клара-Белла,  взглянув  на  часы.

- Хорошо. Завтра я приеду снова, как только рассветет, и  если  ей  не  станет лучше, то я попрошу кого-нибудь передать Дейлу, что не могу  оставить  ее, и побуду тут с вами, пока она не окрепнет,

Он был прав;  миссис  Симпсон  "совсем  вымоталась".  После  пережитого  волнения и напряжения бедняжка забылась странным сном-мечтой. Боль,  которая  сжимала ее сердце, точно стальной обруч, ослабила  свою  жестокую  хватку  и  наконец покинула ее совсем, так что женщине казалось, будто она  видит,  как  эта боль медленно плывет в воздухе над ее головой, только выглядела она  уже  не как стальной обруч, а как золотое колечко.

Утлая ладья, в которой она совершала свое плавание  по  бурному  океану  жизни, медленно входила теперь в более спокойные воды. Сколько  она  помнила  себя, ее ладью носило по волнам в шторм и  в  бурю,  бросало  на  скалы,  ее  хлестали злые ветры.  Теперь  же  волны  утихли,  небо  было  ясным,  воздух  неподвижным и  благоуханным,  море  теплым  и  спокойным,  и  солнце  сушило  изорванные в клочья паруса.

А потом - ведь сон всегда может сыграть с нами странную шутку  -  ладья  исчезла, и это уже она сама уплывала все дальше и  дальше  -  куда,  она  не  знала и не хотела знать; ей было достаточно  того,  что  она  обрела  покой,  убаюканная плеском прохладных волн.

Затем появился зеленый остров, поднявшийся из морских  глубин,  остров,  столь ослепительно сверкающий и сказочно великолепный, что  она  едва  могла  поверить своим изголодавшимся по красоте глазам. И все же он был  настоящим,  этот остров, так как она подплывала все ближе  и  ближе  к  его  берегам,  и  наконец ее стопы легко заскользили по сияющим  пескам  и  она  понеслась  по  воздуху, как носятся бесплотные духи, пока не опустилась, мягко  и  тихо,  у  подножия раскидистого дерева.

И тут она увидела, что зеленый остров весь в цвету. Цвел каждый куст  и  кустик, с деревьев свисали розовые гирлянды, и даже землю покрывал ковер  из  мелких цветов.  Редкостные  ароматы,  птичьи  песни,  нежные  и  мелодичные,  буйство красок - все это  вдруг  обрушилось  на  ее  затуманенное  сознание,  завладев им столь безраздельно,  что  она  уже  не  помнила  о  прошлом,  не  понимала настоящего, не предвкушала будущего. Она, казалось, покинула тело и  то печальное, тяжелое,  что  было  связано  с  телом.  Жужжание  в  ее  ушах  становилось все тише, свет постепенно угасал, птичьи песни звучали слабее  и  словно удалялись, золотое кольцо боли отодвигалось все дальше и дальше, пока  не исчезло из виду, даже цветущий остров тихо уплыл вдаль, и  остались  лишь  покой и безмолвие.

Доктор запаздывал,  и  встревоженная  Клара-Белла,  не  в  силах  ждать  дольше, осторожно повернула дверную ручку и вошла в  комнату  матери.  Возле  дома не было деревьев, и полная ноябрьская луна смотрела в окна без  штор  и  ставней, освещая жалкую комнатку  -  некрашеный  пол,  серую  штукатурку  на  стенах и белое покрывало на постели.

Мать лежала совершенно неподвижно; ее голова была повернута  и  немного  соскользнула с  подушки.  Левая  рука  лежала  на  груди,  а  пальцы  правой  прикрывали ее, словно лаская и оберегая что-то драгоценное.