Ребекка с фермы Солнечный Ручей

Именно это и было невысказанной мыслью Эбайджи.  В  Лимерике  не  знали  ничего о никчемности, происхождении и воспитании  Эбби  Флэг  и  об  ужасном  клейме позора - его рождении в богадельне, так что он  сможет  начать  жизнь  наравне с другими. Он мог бы поехать не в Лимерик,  а  в  Уэйрхем  и,  таким  образом, получить возможность ежедневно  встречать  любимую  Эмму-Джейн.  Но  нет, он не собирался позволить ей наблюдать, как он "становится" кем-то, она  должна была увидеть его лишь после того, как он им  "станет".  Он  не  желал  рисковать после всех этих лет молчания и терпения. Нет, уж  он-то  рисковать  не будет! Он намеревался исчезнуть, как луна за облаками, и так как пока  он  все еще был тем, кого мистер Перкинс ни в  коем  случае  не  захочет  видеть  членом своей семьи, а миссис Перкинс не пустит в дом, то ему не  следует  ни  возвращаться в Риверборо, ни просить их о снисхождении, пока у него не будет  чего-то такого, что он сможет предложить.  Да,  сэр.  Он  намерен  вернуться  прежде всего битком  набитым  ученостью  -  даже  бесполезной  и  все  такое  прочее, - вернуться хорошо одетым и с хорошим доходом. Все, что только в его  власти изменить, должно быть приведено в надлежащий вид, потому  что  всегда  где-то на заднем плане будет маячить то, чего ему никогда  не  исправить,  -  мать и богадельня.

И Эбайджа уехал. Хотя в первый год учебы он дважды посетил Риверборо по  приглашению судьи Бина - на Рождество и Пасху, в следующие  годы  в  поселке  его видели редко, так как мистер Ладд нашел  для  него  место,  где  он  мог  подрабатывать в каникулы и в то же время изучать бухгалтерское дело.

Визиты в Риверборо были для Эбайджи скорее мучительными, чем приятными.  Его пригласили на две вечеринки, но он все время помнил о своем воротничке и  был уверен, что его штаны не совсем то, что нужно, поскольку к тому  времени  его идеалы в том, что касалось одежды, достигли почти недоступных высот. Что  же до ботинок, то, шагая по коврам, он чувствовал себя так,  словно  это  не  ковры, а пахотная земля и  ему  приходится  толкать  перед  собой  плуг  или  борону. На вечеринках играли в "Урони платочек" и "Копенгаген"[92], но у  него  не хватило смелости поцеловать Эмму-Джейн, что было и так уже  плохо,  но  у  Джимми Уотсона  смелости  хватило,  и  это  было  бесконечно  хуже!  Зрелище  недостойных и дерзких губ Джеймса  Уотсона,  прикасающихся  к  румяной  щеке  Эммы-Джейн, почти лишило Эбайджу веры во власть Провидения.

После вечеринки Эбайджа вернулся в свою старую комнатку  возле  конюшни  судьи Бина. Он лежал в постели, а его мысли порхали вокруг  Эммы-Джейн,  как  ласточки  вокруг  своего  гнезда  под  скатом  крыши.   Тоска   безнадежной,  столкнувшейся со столькими препятствиями любви не давала  ему  уснуть.  Один  раз он даже вылез из постели, зажег лампу и посмотрел в зеркало,  не  растут  ли у него усы, так как вспомнил, что заметил первый пушок над верхней  губой  своего соперника. Он встал еще раз полчаса спустя, снова зажег лампу, капнул  на  свои  волосы  немного  лампадного  масла  и  несколько   минут   яростно  приглаживал их щеткой. Затем он снова лег и,  решив,  что  непременно  купит  себе цимбалы и научится играть на них,  чтобы  затмить  своего  соперника  в  обществе, как прежде затмил в атлетике, наконец погрузился в тревожный сон.

Теперь те дни, полные надежд, сомнений и мук, не казались,  к  счастью,  реальностью; они остались так далеко в прошлом: шесть или восемь лет -  это,  по существу, целая эпоха в жизни двадцатилетнего юноши; а  тем  временем  он  преодолел немало препятствий и враждебных обстоятельств, угрожавших омрачить  его карьеру.

Эбайджа Флэг был истинным сыном своего штата.  Та  же  крепость,  какую  природа штата Мэн вкладывает в могучие деревья своих лесов,  те  же  сила  и  стойкость, какие он дает своим скалам, присущи и его сыновьям и дочерям. И в  свои двадцать лет Эбайджа собирался взять свою судьбу в собственные  руки  и  спросить мистера Перкинса, богатого кузнеца, сможет ли  он,  Эбайджа,  после  соответствующего испытательного периода  (за  время  которого  он  продолжит  готовиться к своему высокому  предназначению),  сможет  ли  он  жениться  на  прекрасной Эмме-Джейн, наследнице дома и состояния Перкинсов. 

III