Ребус

Ребус грациозным движением поднялся с кресла. Он показался Дитру куда крупнее, чем шеф-следователь привык его видеть. Верно, выросши не в приюте, а в богатой семье при сытном питании и постоянных телесных упражнениях, он стал куда выше ста восьмидесяти восьми ногтей, зафиксированных патологоанатомом в родном временном узоре Дитра. Народный представитель пожал его ладонь своей сухой белой кистью, на которой отчетливо нащупывалась мозоль от такелажа. Отняв руку, которая ни разу не касалась ничего тяжелее пера, штопора и гоночного паруса, он сказал:

– Я уважаю граждан из города Енц. Ваше всемирное трудолюбие сравнится лишь с вашей твердостью духа.

– Благодарю… – «омм», чуть было не сказал Дитр, но вовремя опомнился: – Благодарю, гражданин. Я хотел бы побеседовать с вами наеди…

– Исключено, – отрезала глашатай.

– Ты меня слишком опекаешь, – криво усмехнулся Ребус.

– Ну хоть когда-то же у тебя должна была появиться маменька, – вставил Эронн.

Глашатай Нигелла и короткохвостый кот зашипели, но Рофомм Ребус лишь терпеливо махнул короткими густыми ресницами.

– Я пройдусь с гражданином из Гога по посольству и возьму с собой котика, чтобы тебе было спокойней, Нигелла. Позаботься, пожалуйста, об Эронне, только проследи, чтобы он не трогал винный подвал – дипломаты от такого лютуют.

Ребус встал и, взяв Дитра за локоть, вывел его из зала. Кот бесшумно шел за ними по пятам. Едва дверь закрылась, Дитр услышал, как переругиваются Эронн и глашатай.

Ребус начал говорить, изящно жестикулируя и шагая, вежливо развернувшись к собеседнику вполоборота.

– Странное дело, эта наша борьба за свободу требует огромных изменений, в том числе и лингвистических. В гралейском языке есть слово «эр», происходящее от старинного буквослога «эри», – рассказывал он, – вы наверняка слышали его в приветствиях и благодарностях. Вне устойчивых выражений оно переводится как «подданный», а также это означает архаичное «я», «да» и «суть». Нас, граждан диаспоры, жители Принципата до наступления Свободы называли «гралеизэри», в то время как сами подданные звались «гралеиэри». «Зэр» – антоним слову «эр», означает «нет», «пустота», а в ином контексте даже «брак», а не было ранее для гралейца более страшного слова, чем «бракованный». Этот ужасный снобизм плоти, – он провел рукой по своей холеной физиономии, – следовало искоренять вместе со словами, что его транслировали, но как бороться с такой старой и вечной тварью, как язык? И я решил пойти от противного – пусть же все, что ранее означало брак, воссияет новым смыслом. И отныне нет более почетного слова, чем «гралейский гражданин», ибо «зэр» – это не пустота, это «я», но новое, отрекшееся от гноя веков…

Речь, пусть и говорил он с акцентом жителя северного приграничья, у него была такая же складная и красивая, как и он сам. Но Дитр за всей убедительностью не чувствовал навыков всемирной риторики, коими обладали глашатаи и лидеры сект. Ребус был лишь замечательным проявлением всемирной закономерности, когда силы сливаются воедино и обрушиваются на человечество различными потрясениями – вроде эпидемий, ирмитской песчаной катастрофы, ураганов, войн или душевнобольных террористов. Всемир очищался всеми доступными ему способами.

Тени не нравился ее хозяин в новом временном узоре, почувствовал Дитр. Тень душевнобольного террориста не хотела видеть свое телесное в виде представителя породы ралдов найцесов. Тень рвалась из Дитра прочь, чтобы воссоединиться с душой Народного представителя, наполнить своей совершенной чернотой ее сущность, пустую, как хрустальная ваза. «Котик» тоже что-то почувствовал – у животного встала дыбом шерсть и вылезли когти.

Дитр не понимал, как этот человек сможет помочь ему. Обычный политикан, коих Дитр видел сотни, да еще и нарушитель устоев к тому же. Ненависти к нему человек не испытывал, но Дитр подозревал, что он вообще мало что чувствовал, он мог чувствовать лишь поверхностно, не проникаясь всемирной глубиной трепета собственной души.

– …и чем же я могу вам помочь, гражданин Парцес?

Дитр словно очнулся ото сна. Они были во внутреннем дворике посольства, который стал персональной вотчиной Ребуса. Туда не заходили даже дипломаты или силовики, дворик был абсолютно пуст – если не считать водосвинки, которая прохлаждалась в маленьком бассейне. «Не утратил замашек богатого господина, лицемер», – подумал Дитр. Вслух же он сказал:

– У меня к вам разговор всемирного толка.

– Да? О, вы мыслитель! – Ребус всплеснул руками. – Я сразу так и подумал, едва вас увидел в обществе моего брата. Он предпочитает либо алкоголиков, либо мыслителей. Парадоксально, но сам мыслить он не любит.

Дитра раздражал этот кичливый и многословный тип, тень была с ним солидарна.

– Мне нужна ваша помощь в избавлении от… – Дитр замялся, понимая, что сейчас будет звучать как абсолютный душевнобольной, – от темной сущности, что паразитирует на моих всемирных силах.

– Но, гражданин, – Ребус нахмурился, – вам нужен врач. Врач, который лечит душу человека. Я же лечу душу государс…