Ребус

– Ну что вы такое говорите?! – возмутился женский голос рядом с Дитром. – По-вашему, это здоровый человек? По-вашему, это он все разнес?

– Двадцать три свидетеля…

– Ваши двадцать три свидетеля клянутся, что видели темнейшее и непонятнейшее дерьмо всемирного порядка. Если б не его бледная кожа, я бы подумала, что он подцепил в пустыне какую-то одержимость. Но я думаю, что всему виной душевная болезнь, которой нет названия. Пока что. Пока мы ее не изучили.

– Ах, вы хотите его препарировать…

– Изучить. Вы хотите повесить интереснейший экземпляр. Нет, клянусь, я задействую все свои связи, чтобы он оказался у меня на столе, а не у вас в петле.

– Министерство внутреннего порядка… – возразил было следователь, но женщина его перебила:

– Я была у Министра. Он согласен передать это дело Министерству общественного благополучия. Можете писать свои протестные, но навряд ли вас ждет успех на вашем процессе.

– Да подавитесь вы со своим гадом, мясники душ человеческих, – выплюнул следователь.

Женщина встала, послышались ее шаги в сторону двери.

– О, мы с гадом попируем, не сомневайтесь даже, – сказала она, прежде чем дверь камеры со скрипом закрылась.

Дитра отвели на допрос, который включал в себя установление личности и обстоятельств инцидента. Следователь, который представился как Глан Бонеэ, отказал развязывать ему руки, которые зафиксировали ремнями на ручках кресла для допросов. Следователь выбрал тактику быть жестким, но человечным. Он не лупил его по лицу или по груди, а первым делом спросил, кто стрелял в Дитра, что у него такой огромный синяк.

– Кир Лнес, – ответил Дитр, понимая, что имени Ребуса он назвать не может. Кто знает, кто и где сейчас Ребус? Быть может, он служит в Префектуре, а то и вообще ушел в пустыню к Песчаному Освобождению. Или уехал в Доминион или Принципат. Или унаследовал «дело» Эрца-Скорпиона. Ребус может быть никем, а может быть очень даже знаменит. И поэтому Дитр назвал его именем, которого никто не знал, кроме самого Ребуса и еще нескольких человек в родном временном узоре Дитра.

– Никогда о таком не слышал, – ответил Бонеэ, разнюхивая ложь в словах подследственного. Такое дело, как массовые разрушения на площади, дали отделу Особой бдительности, а там дураков не работало. Там работали люди с хорошим нюхом на ложь. Лжи Бонеэ не обнаружил, и поэтому обратился к помощникам: – Отправьте животных во все регионы, пусть трясут гражданские и военные реестры на предмет Кира Лнеса.

Помощник кивнул и внес запись себе в планировщик. Следователь продолжал:

– Вас же мы уже пробили по реестрам. И знаете что? С фамилией Парцес ни в Гоге, ни в других местах нет никого по имени Дитр. Судя по вашему выговору, вы из Гога, так что эту агломерацию и ее Окружние земли мы проверили в первую очередь. Никакого Дитра Парцеса там никто не знает. Тем более не служит такого у нас в полиции. Я уж не говорю о том, что ваш личник абсолютно и очевидно поддельный…

Дитр молча опустил голову, думая, что ему делать. Он не собирался рассказывать про временные узоры, а уж тем более про то, что пришел сюда искать Рофомма Ребуса, кем и чем бы тот сейчас ни был. И Дитр ответил:

– Я не из полиции. По правде говоря, я толком не помню, где я значусь.

– Ах, да что вы? – притворно удивился следователь, и его ноздри затрепетали.

Дитр напряг душу, всемирным трудом останавливая ее дуновения, и перед следователем вырос щит спокойствия. Дитр тоже был следователем из отдела Особой бдительности, и он умел врать, хоть и не любил этого делать.

– Ну а какой год сейчас, вы хотя бы знаете? – не удержался следователь.

– Нет, – расслабив душу, ответил Дитр. Он совершенно не знал, какой сейчас год.

– А как вас зовут?

– Как в личнике.

– Ну разумеется, – Глан Бонеэ раздраженно потер щеку. – Кто сейчас Префект?

– Не знаю.

– В какой год закончилась война с Доминионом?

«Значит, война уже закончилась, – подумал Дитр. – Хоть с этим повезло».

– Освободительная – в год девятьсот девяносто пять, Наступательная…

– Чего? – округлил глаза следователь. – Какой еще год девятьсот девяносто пять, как вообще война может длиться столько лет? Какая еще наступательная?

Дитр замотал головой. Здесь даже война с Доминионом пошла иначе. Неужто из-за Ребуса?

– Записать, – проинструктировал Бонеэ, – изображает беспамятство или действительно впал в него. Неизвестно, был ли он в таком состоянии на момент совершения преступления…

– Я не помню никакого преступления! – воскликнул Дитр. – Я помню пустую площадь – а потом ваших людей, которые тащат меня в изолятор.