Ребус

На следующий же день Дитра вытащили из камеры фельдшеры, которым по виду скорее пристало служить в армии. Женщины, что приходила к нему в камеру, не было видно, пока Дитра не притащили в маленький круглый зал, полный чиновников из общественного благополучия и нескольких врачей. Эти не умели строго соблюдать процесс и поэтому постоянно гомонили, не слушая толком следователя, который тоже был здесь. Зато они умолкли, когда поднялась та самая женщина. Она была молода и темноволоса, короткие, вьющиеся мелким бесом волосы она собрала за ободок из проволоки, чтобы не мешали. Из-за этой странной прически ее и без того узкий и длинный лоб казался доминионской военной башней. Женщина кого-то напомнила Дитру, но он не помнил, в каком временном узоре и когда он ее видел.

Ввиду разнузданности процесса она даже не представилась, но все в зале, очевидно, и так были с ней знакомы.

– Вношу предложение переместить буйного одержимого в наш душевный приют. Мы изучаем редкие случаи, а этот пациент доказал, что может…

– У вас платная клиника! – выкрикнул кто-то из врачей.

– Вот-вот, – поддержала его чиновница, – и за чей счет планируете его содержать? Если люди узнают, что тот, кто разнес им кучу зданий на площади, еще и лечится на их налоги…

– Им займусь лично я и шеф, – ответила женщина в ободке. – Если хотите, внесем ценности из собственных карманов.

– Да! – крикнул кто-то. – Оплачивайте с гадом свои развлечения сами и за свои союзные!

Дитра коробило, что о нем говорят так, будто он даже менее разумен, чем служебное животное, но перспектива оказаться препарированным какими-то странными врачами была еще страшнее виселицы, от которой его эти врачи спасли.

– Ну что? – воскликнула женщина. – Кто за, кто против?

В зале забурчали.

– Ладно, кто против, кидайте кулаки.

Вверх взлетел единственный кулак следователя. Больше его никто не поддержал. Женщина ухмыльнулась своим тонкогубым жестким ртом.

– Ладно, забирайте его и тащите в приемный покой. Бумаги там не забудьте оформить, если надо – задним числом.

Все кружилось туманным калейдоскопом абсурда. Дитр видел себя будто со стороны – сначала во врачебном экипаже, а потом в палате. Воздух был спертым и влажным, с трудом проникая в легкие, а в больнице он оказался еще и наполнен странными запахами.

– Привязать его ремнями, шеф? – спросил женщину бородатый фельдшер.

– Не надо. Поставьте ему воды на тумбочку и отстаньте от него. Палату запереть.

Дитр, тяжело дыша, смотрел на белый потолок с больничной кровати, понимая, что проваливается в очередной ночной кошмар. Его окружали горелые головешки, они хрустели у него под ногами. Тут он увидел, что это не головешки, а сольпуги, раззявившие челюсти. Сольпуги поползли к нему, пища как младенцы. Они заползали на его ботинки и под брюки, он тонул в море сольпуг.

Вдруг твари начали таять, и вокруг Дитра все посветлело, обратившись серой и безопасной пустотой. С хмурого неба вместо грома донесся приятный стрекот – небо не издает таких звуков, но небо помогало ему. Сон исчезал. Дитр Парцес наконец-то мог спать спокойно.

Наутро в его палату набилось интернов во главе с женщиной. Женщина, казавшаяся Дитру до странности знакомой, предлагала ученикам по очереди ощупать его голову и пробиться через телесное в самую его суть. Дитр их не пускал, и у интернов ничего не получалось. Но женщина их не ругала.

– Ничего, – бодро сказала она. – Он очень крепкий, его возьмут только иглы. Давайте пойдем к зависимым, на них потренируетесь.

В палате были уборная, обеденный и письменный столы. На письменном столе лежала форма с инструкцией о том, как оставить заявку на обстановку или услуги. В палату можно было заказать себе печатную машинку и книги, по разрешению лечащего врача также выдавались мольберт и краски, музыкальный инструмент из перечня (играть на нем разрешалось только в определенное время), а также служебное животное для успокоения, если пациент не склонен к приступам ярости – сигнальная собачка, малый болотный кот, целый перечень птиц, жаба, ящерица, а за отдельную и весьма внушительную плату – водосвинка. Ванна полагалась лишь пациентам, не высказывающим намерения прервать свое телесное, остальным предлагались душевые.

Книги здесь уже были, но все они были сборниками репродукций живописи разнообразного качества. «Джер Таттцес. Костюмы, портреты и характеры», – прочел Дитр на одной из обложек. Фамилия художника казалась ему знакомой, но он не помнил, откуда.

Душевный приют платный, вспомнил Дитр, и поэтому палата была весьма неплоха. У нее даже был балкон, правда, огороженный кованой решеткой. Балкон выходил в туманный внутренний дворик с довольно скучным ландшафтом. Там гуляли мрачного, но вполне нормального вида люди. Когда к Дитру пришел бородатый фельдшер с подносом еды, Дитр спросил, выпустят ли его погулять.

– Пока что нет, господин, – ответил фельдшер. – Вас еще не изучили и не могут сказать, на что способно ваше проклятие.

Дитр принял у него поднос, на котором оказался вполне сносный обед из двух блюд и стакан травяного отвара.

– А вы не скажете, кто мой лечащий врач?